Кома. 2024
Шрифт:
– О! Мне кажется, это уже решенный вопрос. И не вами, - подковырнула я Анастасию.
– Да, - слегка стушевался Владимир.
– Это правда. Предложение исходило от Бельской. Так что на завтра ты наша. Мы уже даже продумали развлекательную программу для тебя.
– Поездку на завод, где собирают "Элли" и "Оазис Парк"?
– Так ты в курсе?
– фальшиво удивился Вовка.
– Да. А как же ваша работа?
– Не, волнуйся, подруга. Там все улажено.
– Ну еще бы!
Оказавшись в особняке, я, сославшись на усталость, сразу же поднялась в свою комнату. Я по-прежнему находилась во власти
Я с удовольствием скинула туфли на высоком каблуке и начала стаскивать черное вечернее платье. В этот момент я улыбалась своим странным, каким-то сюрреалистическим мыслям. Да... полет моей фантазии порой остановить трудно. Но уверена, что у моих бывших соотечественников достаточно здравого смысла, чтобы не допустить этого безобразия. И уже в это воскресенье они громко и ясно заявят о себе и скажут свое слово.
В дверь тихонько постучали. Я накинула халат и открыла дверь. На пороге стояла Варя. Переминаясь с ноги на ногу, маленькая Послушница робко поинтересовалась:
– Госпожа Свенсон, вам что-нибудь нужно?
– Нет, милая, спасибо. Мне ничего не надо. Иди, детка, спать. Уже очень поздно.
– Хорошо, тетя Женя.
Это вырвавшееся из уст ребенка "тетя Женя" необычайно растрогало меня.
– Подожди, минуточку, детка...
Я рванула к столу, на котором стояла ваза с фруктами и свалив их в пакет, протянула его девочке.
– Вот, возьми! Поешь сама и угости девочек.
– Ой, нет, - замахала руками малышка.
– Я не могу! Они скажут, что я это украла... И меня накажут.
Малышка резко развернулась и быстро побежала по коридору к лестнице. А я расстроенно прикрыла дверь и бросив пакет с фруктами на пол, упала на кровать. Меня сжигали жалость и стыд. Непрошенные слезы сами потекли по щекам. Сколько раз мне еще придется плакать здесь? Сколько еще переживаний ожидает меня впереди? Мое сердце уже устало разрываться от боли и печали. В эту минуту, находясь в огромной вычурно обставленной спальне, я почувствовала себя узницей. Такой же Послушницей, как эта девчушка Варя, не смеющая взять в руки еду без разрешения "барыни". А сама "барыня", наверное, сейчас мирно похрапывает в своей комнате, не чувствуя за собой ни вины, ни угрызений совести. Хотя, какая там совесть? Совестью здесь уже давно не пахнет.
Я тяжело вздохнула и решила позвонить Гольским. Но связи с друзьями не было и на этот раз. Потом я позвонила Олафу. Муж снял трубку быстро.
– Добрый вечер, дорогой. Это я.
– Скорее, доброй ночи, Женя. Как сегодня прошел твой день?
– О! Сегодня я была на балете.
– Что давали?
– "Спартак".
– Здорово!
– Да. Это было прекрасно.
– Как столица?
– Чисто, цивильно, красиво.
– Я рад. Как самочувствие?
– Превосходно.
– Это хорошо. Когда планируешь возвращаться домой?
– Пока не знаю.
– Мы все скучаем. Дети передают тебе привет.
– И я вас люблю и целую.
– Я рад, что с тобой все в порядке.
– Не волнуйся за меня. Я позвоню завтра.
– Отлично. Целую.
– И я тебя.
6.
День шестой.
В восемь меня разбудила Варя. Робко, очень тихо она вошла в комнату и приблизилась к окну. Я окончательно проснулась от того, что она со всей силы, на какую только была способна, рванула тяжелую гобеленовую портьеру и впустила в спальню новый день.
Я потянулась и спросила у малышки:
– Какая погода на улице?
– Плохая, тетя Женя. Холодно и идет дождь. Вам нужно одеться потеплее.
Я прислушалась. Действительно, капли дождя громко барабанили в окно. В такую погоду тащиться на какой-то завод жуть как не хотелось, но, судя по всему, выбора у меня не было.
Варя подняла ясные глазки и в ее совсем недетском взгляде, я прочла заботу и желание сделать для меня что-то хорошее.
– Вам еще нужно взять зонтик. У вас есть зонтик?
– деловито поинтересовалась девочка.
– Да, милая, не волнуйся. Зонтик у меня есть. А ты уже ела?
– Да. Мы завтракаем в шесть.
– Понятно, - отозвалась я и неохотно вылезла из теплой постели.
– Она приказала передать вам, что завтракать с вами не будет. Она уже уехала в правительство. И Разумовский заедет за вами в девять. А еще мне приказали спросить у вас: где вы будете завтракать, здесь или в столовой?
– В столовой, Варенька.
– Хорошо, я передам. Я могу уже уйти?
– Да, милая, можешь.
Девчушка выбежала из комнаты, а я отправилась в душ. Спустя полчаса я уже сидела в столовой и пила кофе. Варя крутилась возле меня, пододвигая поближе ко мне то масленку, то сахарницу, то хлебницу. Это наивное желание маленькой Послушницы угодить мне, вызывало с одной стороны жалость, а с другой чувство умиления. В столовой мы были одни, поэтому девочка не боялась проявлять свою заботу обо мне, выражая тем самым благодарность за проявленное мною вчера простое человеческое желание хоть чуть-чуть порадовать ее. Это милое создание всю жизнь будет вынуждено кому-то прислуживать, угождать и безмолвно сносить издевательства и унижения. Беззащитная и доверчивая, она пройдет все круги ада пока не осознает, что родилась свободной и никому не принадлежит, кроме себя самой. Но я надеялась, что совсем скоро все изменится. И маленькая Варя, и Игорек Гольский, как и многие другие дети-Послушники, обретут свободу и найдут свой дом, где ощутят любовь, понимание, ласку, заботу и нежность. Все то, чего лишили их нелюди, живущие за высокими бетонными стенами своих дворцов.
Наше уединение нарушила вошедшая в столовую надзирательница.
– Госпожа Свенсон, машина господина Разумовского уже у ворот, - хрипло доложила Светлана и строго выкрикнула, злобно сверкнув водянистыми глазами в сторону девочки: - Варька, марш отсюда! Тебя уже ждут в классе.
Малышку как ветром сдуло, а я укоризненно покачала головой:
– Ну, зачем вы так, Светлана! Мне кажется, девочка может здесь находиться и общаться со мной.
– Нет. Ее место сейчас в классе. Детям запрещено разговаривать с посторонними людьми, а особенно с гостями хозяйки. А эта дура ведет себя слишком навязчиво и развязно. Она будет наказана.