Команч в октябре
Шрифт:
меж луж торю себе тропу.
А небо сыпет, сыпет, сыпет
свою колючую крупу.
Я в магазин. Не всё ж на рынке
стяжать одежду нам и корм.
И вот в примерочной кабинке
стою брезгливо босиком.
И в это время в сумке где-то
писк смс. Пиши, мой счасть!
Про всё забыв, полуодета,
тебе бросаюсь отвечать…
Упаковав свои покупки,
не применив глагол «люблю»
(с трудом!) в ответе, выйду. Хрупкий
ледок и сумеречный люд.
Стоят застывшие машины
покорным стадом на кольце.
Ко мне кидается мужчина
с нездешней бледностью в лице:
«Сестра! Вчера освободился.
Подай!»
А снег устал и лёг…
С бездомным чувствуя единство,
послушно лезу в кошелёк…
26 ноября 2008
И сорвали чёрну шапку…
Он избегает касаться моей головы,
Он почему-то считает: касаться – опасно,
ибо приводит к потере контроля и разума,
ведь в голове моей Андерсен, Гримм, свинопасы,
принцы, принцессы и много безумно-заразного.
Лучше держаться подальше и даже на «вы».
Шапку сняла. Не расчёт, не намёк, не призыв.
Жарко и всё. Это примем в порядке рабочем.
Он засмеялся – негромко, почти что без голоса,
и объяснил: «Ты была аккуратным грибочком
в шапке. Секунда – и вдруг развеваются волосы!»
Якобы это смешно и похоже на взрыв.
Ну, и естественно, чтоб не взорвать пол-Москвы,
он избегает касаться моей головы.
20 января 2009
Человек состоит из воды…
Человек состоит из воды
(в основном это, видимо, слёзы).
Человек состоит из беды
и старательно выбранной позы.
Человек состоит из среды.
Просто рвётся среда в человека!
Человек состоит из «воды»,
заполняясь до самого верха.
Человек состоит из сумы,
из тюрьмы, из мурашек по коже.
Человек состоит из зимы.
Без зимы он, конечно, не может,
ведь вода – это сжиженный снег.
По снегам, не сбиваясь со следа,
всё бредёт и бредёт человек,
состоящий из солнца и лета.
Человек состоит из аптек,
где от боли дают Алка-Зельтцер,
да из слов, что другой человек
говорил ему в самое сердце.
23 января 2009
Лесная быль
Пробка. Маршрутка. Глаза закрываются сами.
Кто я? Лиса. Я к тебе пробиралась лесами.
Ходят бока ходуном, не хватает дыханья.
Кто я? Неровная строчка на шелковой ткани.
Я добегу до тебя и замру в полушаге.
Кто я? Неровная строчка на белой бумаге,
Строчка о том, как лиса пробиралась лесами,
как засыпала в маршрутке, а номер был занят.
Я закрываю глаза, в них врывается небо.
Где бы нам всё-таки встретиться, встретиться где бы?
В этих лесах ничего не случается поздно.
Над головой, не смыкаясь, качаются сосны.
21 октября 2009
Суринам
Парамарибо – город утренней зари...
А. Пилявин
Это время воды. Мы как рыбы в воде. Мы как рыбы
в нашем городе утренних зорь, но не Парамарибо.
Мы и тут себя можем вести, словно мы в Суринаме:
ты мне даришь цветы, я хожу по сугробам в панаме.
Это город воды, снова выпавшей нам в виде снега.
Потолки «Маяковской» когда-то оформил Дейнека,
и на них самолёты, небесная высь, парашюты,
апельсины растут… Вверх посмотришь – и сразу не жутко –
даже если у граждан в подземке – подводные лица…
Это память воды. Я могу через край перелиться,
через край твоих рук. Я живая вода, я живая,
я, как краны с водой, нам с тобой Суринам открываю.
Пусть крещенский мороз защитит нас от нового гриппа…
В Суринаме тепло. Там живёт суринамская пипа.
Каждый, в общем-то, сам есть кузнец персонального рая.
Это соло воды. Видишь, всеми цветами играет?
Так играю и я – тоже всеми твоими цветами.
А ещё я могу, если хочешь, сыграть на тамтаме
или сотней мозаик раскрасить всё небо над нами.
Это время воды. Это дождь, это душ в Суринаме.
22 января 2010
Визионерское с вязанием
Она отложила вязание.
Она уронила клубок
в то время, как где-то в Рязани
нас свёл передумавший Бог.
Она – это мама, конечно.
У мам на такое чутьё.
А нас лихорадила нежность –
мы длили и длили её…
Твоя это мама, наверно.
Моя не умеет вязать…
Мы были как два пионера,
открывших друг другу глаза
в Рязани, а может, в Казани,
где быть мы никак не могли,