Команч в октябре
Шрифт:
Лет с тех пор миновало едва ли не двадцать!
Это так далеко – словно школа и ясли.
В чём теперь признаваться?
Мне звонит человек из забытого года,
где другие проблемы, одежда, погода,
где другая реклама, и «Время», и «Вести»…
«Ты в порядке? – спрошу я его осторожно, –
Ты сейчас не один? Ты в надёжном ли месте?»
Говорит, в ненадёжном.
Мне звонит человек с разговором, который
неуместен
в чёрных стенах сгоревшего сельского клуба.
Мне звонит человек. У него ностальгия.
Пошутить? Пожалеть? Оборвать его грубо?
Мы не те. Мы другие.
Мне звонит человек – он парит под парами.
Всё, что он говорит, – совершенно не с нами.
У него в дачный вечер распахнуты створки.
Он сейчас атеист, а тогда был агностик.
Он мне машет рукой из разбитой «пятёрки»
где-то там, в девяностых.
Он один, он на даче и выпил, и звёзды
в небе кружат над ним, как большие стрекозы.
Говорит, что давно на меня не в обиде.
Он мне машет, и жалко уставшую руку.
Я ему улыбаюсь, но он не увидит:
я повесила трубку.
13 мая 2010
Такая
Такая глупая и большая,
несоразмерная, не по ГОСТу,
ну вдруг я просто тебе мешаю,
мешаю просто?
Тогда бы надо не делать шанег,
а сдохнуть дикой собакой динго.
Ну вдруг я просто тебе мешаю,
как гвоздь в ботинке?
Пишу стихи про воздушный шарик,
тебе не нужно, а ты не скажешь?
И значит – просто тебе мешаю,
как ложкой кашу?
А вдруг я просто тебе мешаю?
Ну, если так, то, пожалуй, мне бы
хотелось стать ледником Тянь-Шаня
и вмёрзнуть в небо.
18 июня 2010
Олово и кофе
Она звонила ему из ванной –
такой задумал её Создатель…
А он солдатик был оловянный –
из мирной жизни, но вот – солдатик.
Она звонила ему из ванной
в дурацком розовом полотенце.
А он солдатик был оловянный,
и он впустил её голос в сердце.
Она звонила ему из ванной,
и низкий голос звучал фаготом.
Она звала его не в нирвану,
она звала его выйти в город.
Беседа их получалась рваной.
Ах, в город вышли они бы уж бы!
Но он солдатик был оловянный
и знал всё время, что он на службе.
Она звала его не в нирвану –
она звала его выпить кофе,
но он солдатик был оловянный,
и он остался сидеть в окопе.
…Потом стояла она, курила
свои вишнёвые сигариллы…
А в это время, сорвав погоны,
он сам звонил ей по телефону.
Но телефоны в ответ молчали.
Он понимал, что смертельно ранен,
и гнал машину из дальней дали,
почти дороги не разбирая –
он гнал машину к её подъезду –
сквозь все кордоны его пустили.
Она стояла, смотрела в бездну –
в окно пустынной своей квартиры.
Он вспомнил сказки, он верил в фею,
почти молился: «Жива бы только!»
Вот так ходили они в кофейню.
У них был даже любимый столик.
19 июня 2010
Убить русалку
Над терракотовым болотом
взошла зелёная луна.
Была удачною охота,
хотя она запрещена.
Та полногрудая русалка
была опасней, чем Тифон.
Она сама тебе писала
и обрывала телефон,
и хриплым голосом нездешным
она несла галиматью.
…Возможно, ты и был несдержан,
но оградил свою семью
от неуместных посягательств.
Пиф-паф! Ты крикнул: «Раз, два, три!»
И никакой ты не предатель,
а просто – взял и пристрелил.
Она писала. Слог был выспрен –
сплошное «горе от ума».
Она сама пошла под выстрел.
Она сама, сама, сама!
Ты полагал: она же нечисть
и ей не будет ни черта!
Но нет. Лежит и смотрит в вечность.
И почему-то – без хвоста,
и руки белые упали.
Лежит, глядит перед собой,
весь твой ковёр забрызгав в спальне
своею кровью голубой.
30 июля 2010
Кораблик
В одном осеннем жёлтом доме
на кофе и пирамидоне
жил человек. Он был кораблик,
ходил по лужам и по граблям.
Мне объяснить вам трудно это.
Он жил всегда, как будто лето:
вокруг все спят, не просыпаясь,
а он налаживает парус.
Он жил всё время рядом с вами –
наполеонами, царями,
кричали вы, дрались на саблях.
А он считал, что он кораблик.