Командир гвардейского корпуса «илов»
Шрифт:
Отрулив самолет на стоянку, Евсюков узнал от дежурного по полетам, что «ил» с красным носом принадлежал новому командиру 8-й гвардейской штурмовой авиадивизии подполковнику А. С. Фетисову. Тот хотел лично уточнить обстановку на поле боя и незаметно проконтролировать действия штурмовиков.
Собрав накоротке командиров дивизий и полков, Рязанов сказал:
— Я далек от мысли запрещать вам лично участвовать в боях. Но учтите, риск должен быть оправданным и разумным.
В эти тревожные дни к армейским разведчикам попал приказ Гитлера, который гласил: «Настал решающий час войны.
Фашистское командование стремилось во что бы то ни стало выполнить приказ фюрера. В августе на одном из участков фронта гитлеровцы предприняли еще одну отчаянную попытку сбросить с плацдарма наши войска. Наступление начали одновременно шесть танковых групп, в составе которых были новые бронированные машины — «королевские тигры». О сосредоточении этих ударных сил воздушные разведчики доложили заранее, и Рязанов подготовил своеобразный сюрприз врагу. В дни короткого затишья командование корпуса разработало план нанесения массированного штурмового удара по броневому кулаку фашистов. И вот в небо поднялись 108 штурмовиков и 24 истребителя. Объединенную группу возглавлял командир 155-го гвардейского штурмового авиаполка подполковник Чернецов.
Самолеты выстроились в кильватерную колонну. Маршрут полета пролегал над КП командира корпуса, находившимся в непосредственной близости от линии фронта. Чернецов доложил по радио Рязанову о подходе группы и тут же услышал:
— Ваша цель — атакующие танки.
Ведущий первой трупы штурмовиков сбросил дымовые бомбы, и летчики по этой команде начали атаку. От разрывов бомб и «эрэсов» дыбилась земля, яркими кострами вспыхивали автомашины, густым серым дымом чадили «королевские тигры»... В результате массированного удара было сожжено 20 танков, 6 бронетранспортеров и более 30 автомашин с пехотой.
После атаки «илов» на полчаса оказалась парализованной система вражеского огня. Этим тотчас же воспользовались войска 60-й армии, которые контратаковали фашистов и отбросили их от плацдарма.
Весь август авиационная группа Рязанова сдерживала ожесточенные контрудары фашистов. Позднее командующий 1-м Украинским фронтом маршал Конев скажет, что «Сандомирский плацдарм отстояла авиация».
Осенью бои на плацдарме заметно утихли. Немцы, потеряв значительное число танков и самолетов, убедились в бесполезности контратак.
В октябре Василий Георгиевич пережил еще одну тяжелую утрату: погиб Герой Советского Союза гвардии майор Степан Демьянович Пошивальников. А произошло это так.
Талгату Бегельдинову вручали орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза. После торжественной части Пошивальников решительно сказал:
— Ну дружище, теперь моя очередь подменять тебя.
Месяц назад, когда Пошивальникову также вручали знаки отличия Героя Советского Союза, Талгат ушел вместо комэска в боевой полет.
И вот, разметав колонну вражеских бронетранспортеров, 12 «илов» легли на обратный курс. Но тут на самолете ведущего возник пожар. Скользнув
Бегельдинов, узнав о гибели своего друга и учителя, упал на траву и зарыдал.
Бои за расширение Сандомирского плацдарма продолжались до января 1945 года. И все это время Рязанов неизменно находился на передовой.
Первая декада января была особенно напряженной для корпуса. На штурмовку наземных целей авиаторы почти не летали, однако разведкой занимались ежедневно. Командующий 1-м Украинским фронтом требовал: «Я должен знать расположение резервов противника. О малейшем передвижении сразу же докладывайте мне или начальнику штаба».
Погода стояла отвратительная. Почти круглосуточно шел мокрый снег, и солдаты батальонов аэродромного обслуживания не выпускали из рук лопат, расчищая взлетно-посадочные полосы. Прибавилось забот в эти дни и работникам наземных служб. Пользуясь коротким затишьем, одни завозили боеприпасы и горючее, другие еще и еще раз проверяли моторы и вооружение самолетов, третьи занимались починкой обмундирования. И все дружно кляли затянувшуюся непогоду.
Труднее всего приходилось пилотам-разведчикам. Частые полеты в сложных метеоусловиях, постоянное напряжение выматывали людей. А на то, чтобы их заменили другие экипажи, они не соглашались, выдвигая весомый довод: «Мы к рельефу местности присмотрелись, все знаем, а новичкам еще привыкать нужно. Да и что они разглядят в этой серой мути?»
Недосыпал и Василий Георгиевич. За эти дни он побывал в 3-й танковой, 5-й и 13-й армиях, с которыми предстояло взаимодействовать корпусу, и детально обсудил с командующими Рыбалко, Жадовым и Пуховым все вопросы.
Лишь поздно вечером 10 января Рязанов возвратился к себе в корпус. Сбросив с плеч изрядно промокшую шинель и стянув забрызганные грязью сапоги, он в шерстяных носках подошел к печке, прикрыв глаза, прижался к ее теплому боку. И почувствовал, что холод постепенно начинает покидать его усталое тело.
— Разрешите, товарищ генерал?
Рязанов открыл глаза, растер руками лицо, сгоняя нахлынувшую дремоту. В комнату вошел полковник Гультяев, заменивший уехавшего недавно на учебу замполита Белякова.
— Заходи, заходи. Присаживайся. Я как раз хотел тебя вызвать. Ты откуда так поздно?
— Ездил в сто пятьдесят пятый, вручал партийные билеты. По традиции, которую еще Беляков завел. Да я тоже, как и он, не люблю людей в политотдел вызывать. А там, на месте, и билет вручишь, и на человека в его привычной обстановке посмотришь, и по душам поговоришь. Благо, в такую погоду летают только на разведку, да и то немногие.
— Ну как там ребята?
— Жалуются, что какое-то неравенство получается. Одни, а таких большинство, отдыхают да наставления разные изучают, а другие, мол, в меньшинстве которые, из самолетов не вылезают...
— А ты бы объяснил им, что такое важное дело, как разведка, не каждому под силу. Тут не только зрение орлиное нужно, но и умение, призвание следопыта.
— Объяснять легко, понять — труднее.
— Ничего, передышка, чувствую, к концу идет. А бои начнутся — работы хватит всем.