Командир Марсо
Шрифт:
— Может быть, посидим немного?
— Мне надо домой.
— Ну, одну только минутку…
Они усаживаются рядом на траву, молча, не касаясь друг друга, но каждый чувствует биение сердца другого. Марсо берет Роз за руку — она не отнимает руки.
— Послушай, Роз!… Я люблю тебя.
Она не отвечает, но сердце ее бьется сильнее.
— Я люблю тебя давно, ты, наверное, знаешь. Но я должен был скрывать свое чувство и не мог сказать тебе об этом… Нет, не думай, что я тебя в чем-то виню! Ты полюбила Бернара и стала его женой. Бернар был моим другом, товарищем по партии… Что же я мог сказать? Вскоре ты понесла тяжелую утрату,
— Не надо, Марсо, не говори… Это невозможно… Не надо, прошу тебя.
Роз начинает плакать.
Марсо пытается ее успокоить, целует ей руку, но она осторожно отстраняет его.
— Это было бы как-то… нехорошо.
— Но почему же нехорошо? Скажи мне, почему? Роз, милая, что с тобой? Я тебя обидел?
— Ты не можешь этого понять… Мне все время казалось бы, что мы с тобой обманываем Бернара, изменяем его памяти. Если бы ты только знал, какой он был хороший, какой чистый!
— У нас тоже нет дурных намерений…
— Вот потому-то и не надо…
Теперь Роз пытается его утешить и гладит рукой по голове, словно маленького ребенка. Марсо поднимается первым.
— Прости, Роз, становится уже поздно.
— Теперь ты спешишь?
— Да.
— Ты сердишься на меня?
— Нет. Просто пришел в себя… Ты должна этому только радоваться.
— Какой ты недобрый!
— Я провожу тебя до дверей.
— Не стоит, я уже почти дома.
Они молча пожимают друг другу руки.
Марсо возвращается обратно, негодуя на самого себя. «Я не должен был этого говорить, я не имел права!… — мысленно повторяет он. — Объясняться в любви теперь, в маки, когда борьба в самом разгаре… И как только я мог себе это позволить, я, командир, который должен сам подавать другим пример! Может быть, выпил лишнее за ужином? Нет, я совершенно трезв… Мне не следовало одному провожать ее, это надо было предвидеть… Роз еще не успокоилась после смерти Бернара. Что она теперь обо мне подумает? Может быть, решит, что я ищу развлечения? Я вел себя, как шестнадцатилетний юнец… А мне уже двадцать восемь… Но ведь я коммунист, у меня хватит твердости… Так забудем же обо всем, что было… Я обязан целиком отдаться выполнению своего долга… Может быть, все это даже к лучшему… Но в глубине души, старина Марсо, не надо обманывать себя: ты так несчастен…»
В это время в домике Дюшанов Роз тихонько пробирается в свою комнату. Встревоженная ее долгим отсутствием Дюшантиль еще не спит.
— Это ты, деточка? — окликает она Роз.
— Да, матушка, не беспокойтесь: все хорошо, даже очень хорошо. Связная пришла?
— Нет еще, придет утром. Спи, малютка, спокойно, я тебя разбужу.
Роз запирает дверь на ключ, не раздеваясь, бросается на постель и, уткнувшись темноволосой головой в подушку, горько рыдает…
XV
— Вы пришли очень кстати, — говорит Эмилио, увидя д'Артаньяна, явившегося на КП отряда в сопровождении Атоса, Пикмаля и Беро. — К нам точно с неба свалились
— Мы зашли сюда за продуктами, — отвечает д'Артаньян.
— Значит, получите их позже.
— Но мои люди с утра еще не ели.
— Ничего. Сегодня вечером поедят с большим аппетитом. Дело не ждет. Кто-нибудь из вас умеет водить машину?
— Атос — шофер.
— Тогда пусть берет наш драндулет и срочно отправляется в путь. С ним поедешь ты сам.
— А куда?
— Недалеко, в Палиссак. Там, в кафе Тайфера, сейчас завтракают два шпика. Их узнал жандарм Лажони и тотчас послал нас предупредить. Торопитесь, а то будет поздно! Самое главное — доставить их сюда!
Д'Артаньян бежит к машине, которую Атос уже выводит из гаража, и тут же возвращается.
— В чем дело? — кричит Эмилио.
— Автомат-то у меня в хижине!
— Бери мой. И будь осторожен!
Едва машина тронулась с места, как Эмилио уже оборачивается к Пикмалю и Беро, несколько ошеломленным быстротой происходящих событий.
— А теперь — с вами. Задание менее срочное, но тоже очень важное. Дело касается табака. Сегодня между пятью и шестью часами груженная табаком машина пройдет по дороге через лес Спящей красавицы.
— Лес Спящей красавицы? Вот уж не знаю такого, — говорит Беро.
— Как же не знаешь? Тот лес с заброшенным домом, где когда-то помещалась школа маки.
— Я хорошо знаю все окрестные леса, — упорствует Беро, — но про такой не слыхивал.
— Да мы сами дали ему это название! Тот дом, где помещалась школа, был окружен колючим кустарником, и партизаны прозвали его замком Спящей красавицы.
— Все это не объясняет нам, где находится лес, — вставляет старый Пикмаль.
— Внизу за домом Дюшанов; там есть тропинка, которая потом выходит к дороге на Бержерак…
— Так бы и сказали, — говорит Беро, — это, конечно, лес Кюре.
— Почему лес Кюре?
— Его так всегда называют.
Атос ведет дряхлый пежо с явным удовольствием.
— Я, должно быть, когда-то ездил на этой машине, — говорит он.
— Почему ты так думаешь?
— Да так, по некоторым приметам. Только не могу вспомнить, когда…
— Кажется, Жаку реквизировал ее у какого-то владельца строительной конторы.
— Так оно и есть! Знаю этого типа, до войны он ликвидировал свою контору, лишь бы не платить рабочим пособий по социальному страхованию. Помню, я проверял у него мотор, когда работал в гараже в Бержераке.
— Значит, в то время ты еще не имел своего гаража?
— Нет, гараж у меня только с 1939 года. Как отца четырех детей, меня освободили от мобилизации, ну, тут я и смог открыть небольшое дельце.
— И хорошо зарабатывал?
— Более или менее. Жить можно было.
— Как же теперь твоя жена сводит концы с концами?
— Кое-как выкручивается, ходит на поденщину. Ну и старшая дочь уже большая — четырнадцать лет…
— А я, — говорит д'Артаньян, — имел броню на заводе в Бордо, где работал токарем. Пока еще не женат. У меня была невеста, но мы с ней никак не могли найти комнату… Мать что-то ничего не пишет о ней, и я даже не знаю, что ждет меня по возвращении домой. Ведь прошло два года… Смотри-ка, уже подъезжаем…