Командир Особого взвода
Шрифт:
— Спасибо, — уголком рта улыбнулся человек, опираясь на палку, — ты понимаешь, какое дело… Вроде как из госпиталя-то выписали, да не долечили еще. Наука, что с них возьмешь! А мне в часть надо, вот и добираюсь еще с ночи, хромаю потихоньку. Колено разрабатываю. Пока до Волоколамска доберусь, глядишь, и вечер будет. Да и дорога тут, я тебе скажу — то ни одной машины, то все груженые под завязку и пассажиров не берут. Свернул на проселок, решил, что так ближе будет. Да не туда свернул, похоже. Заблудился.
Он протянул руку.
— Степан.
— Михаил, —
— Ты чего здесь, Михаил? От деревни вроде далеко, да я тут и деревень-то давно уж не видел.
— Там деревня, за лесом, по другой дороге. Березовая Грива, — махнул рукой мужик, продолжая рассматривать Степана с ног до головы. Тот заметил это, улыбнулся шире, блеснула металлическая коронка.
— Любопытствуешь?
— Да как сказать… Нечасто здесь военные появляются, в наших-то местах.
— А что здесь такого, в ваших местах? — заинтересовался старшина, присаживаясь на камень и вытянув больную ногу перед собой. Он пошарил по карманам и огорченно сплюнул.
— Вот зараза! Папиросы в госпитале забыл! Всю ночь не до курева было, а сейчас захотелось — и на тебе! Эх-х…
— Махру курите, товарищ старшина? — хохотнул Михаил. — Если да, то у меня с собой найдется.
— Здорово! — обрадовался Степан, доставая из нагрудного кармана зажигалку — старую, побитую, из латунной гильзы от трехлинейки, — махра, брат, это даже получше, чем папиросы. Первое дело от усталости!
Михаил бросил ему на колени увесистый кисет и поднялся.
— Пойду за литовкой схожу.
Когда косарь вернулся, старшина уже свернул толстую, с большой палец, самокрутку и теперь дымил, блаженно прикрыв глаза и жадно затягиваясь, словно ядреный самосад и на самом деле был для него лекарством от всех болезней.
— Так что здесь, в ваших местах, такого? — повторил он вопрос. Михаил хотел было отмахнуться, перевести все в шутку, но вдруг наткнулся на взгляд из-под век. Острый и внимательный, он царапнул, словно когтем, и шутить отчего-то расхотелось, хоть старшина и улыбался по-прежнему добродушно.
— Да… чего тут? Гиблые здесь места, — неохотно отозвался Михаил, постукивая бруском по лезвию косы, — нехорошие.
— Интересно, — Степан снова затянулся, самокрутка яростно потрескивала, выпуская огромные клубы сизого дыма, — гиблые, говоришь? А вроде ничего, красиво, и леса не топкие, сосны да березняк, редко где елки попадаются. Сам сказал, даже деревня твоя — Березовая Грива. И часто гибнут здесь?
— По весне двоих волки загрызли. Приезжие, из района. Переписывать приезжали население. Капитан какой-то, а с ним девчонка молодая совсем. Волки их порвали, в лесу дело было — машина у них встала, мотор заглох.
— Волки? — переспросил Степан настороженно. — Или…?
Михаил помрачнел,
— Волки. Кому больше? После этого комиссия приезжала, разбирались. Всех мужиков в сельсовет перетаскали, спрашивали, что да как, да не было ли каких обид… Так и уехали ни с чем. А чего тут решать, если и так ясно, что волки! Одни кости оставили на дороге.
— Понятно, — Степан неопределенно хмыкнул и начал подниматься, опираясь на палку, — ладно, Михаил, спасибо тебе за махру. Добрая махорка. Отдохнул я, теперь дальше пойду. Ты мне только расскажи, куда точно нужно идти, чтоб до Волоколамска добраться.
— Погоди, старшина, — косарь придержал его за рукав. — ты вот что… Давай-ка я тебя подброшу до шоссе. У меня лошадь с телегой вон там на опушке. Все веселее, чем пешком. Да еще раненому.
— Это точно! — охотно согласился старшина, вскидывая на плечо вещмешок. — Ну, давай свой гужевой транспорт!
До шоссе они добрались через час с небольшим. Пегая лошадка, хоть все время всхрапывала и озиралась, но бежала ходкой трусцой, и Степан, которого под ярким солнцем сморил сон, очнулся только тогда, когда Михаил осторожно потряс его за плечо.
— Вставай, старшина, — сказал он, — приехали.
Телега стояла на проселке у самого выезда на шоссе, по которому туда-сюда сновали грузовики.
— Вон, в той стороне Волоколамск. Сейчас быстро доберешься, — показал Михаил и стал разворачивать лошадь.
— Спасибо, Миша, — старшина пожал ему руку и добавил, усмехнувшись, — добрая у тебя махорка, добрая. В голове от нее аж звенит.
— Давай-ка, я отсыплю, — добродушно гуднул мужик и не слушая возражений, быстро пересыпал в чистую тряпицу чуть ли не половину кисета. Потом чмокнул губами и легонько стегнул лошаденку вожжами. Телега скрипнула и покатилась по проселку.
Степан поглядел в широкую удаляющуюся спину, покрутил головой и рассмеялся, подбросив в руке махорку. Потом крепче сжал набалдашник палки и пошел на обочину, тяжело прихрамывая.
Холодный ноябрьский дождь мелкой дробью стучал по черной ткани комбинезона, капли стекали с нее не впитываясь, падали в переполненную водой губку мха.
Степан Нефедов провел по мокрому лицу ладонью и посмотрел на часы. Стрелки слабо мерцали в полумраке, показывая без пяти семь.
— Начинаем через пять минут, — сказал он не оборачиваясь, зная, что сейчас услышит за спиной. Тихие щелчки затворов, шорох задвигаемых в ножны кинжалов. Он протянул за спину руку ладонью вверх, и в нее легла обжигающе холодная, морозящая пальцы пластинка ударного амулета.
— Саан'трай. Марл'аарс нист'са! — скомандовал Степан на языке альвов и краем глаза увидел, как несколько темных силуэтов мгновенно стали просто тенями среди деревьев, исчезая в сплетениях еловых ветвей. Последний звук — шелест затвора снайперской винтовки. И снова тишина…