Командир Особого взвода
Шрифт:
Из темноты выступили еще двое. Тэссер и Тар'Наль, альвы-снайперы. Нефедов уже давно видел, как изменились тени, но молчал, никак не показывая это. Теперь посмотрел на каждого, качнул головой.
— Мы все стир'кьялли, — сказал Тэссер. — У нас нет другого пути, мы присягали тебе на кости, железе и крови…
— Я освобождаю вас от присяги, — ответил старшина. Он нагнулся, взял щепоть земли из-под ног. Потом медленно снял с шеи костяной оберег на тонком кожаном шнуре, положил в ладонь поверх земли. Свободной рукой вынул из ножен финку и полоснул чуть выше, по бугру около большого пальца. Кровь потекла в ладонь, согнутую
— Железо отворяет кровь. Кровь обмывает кость. Кость ложится в землю. Земля впитает кровь. Кровь источит железо, — он резко сжал пальцы и сломал оберег, превратив его в горсть костяных осколков. Ледяной ветер ударил ему в лицо, ладонь онемела, точно на сильном морозе. Альвы молча смотрели, как из кулака по запястью текут черные струйки, переплетаясь и застывая. Ласс шагнул вперед и положил свои пальцы на кулак старшины.
— Ты освободил меня от присяги. Я себя от присяги не освобождал. Мы все пойдем рядом с тобой.
Трое кивнули, отступили в тень, растворились во мраке, словно их и не было.
— Ран'стал, тэллэс… [15] — сказал им вслед Нефедов. — Спасибо.
— Что глядишь туда? — спросил у старшины старик Родионыч. — Плохое место, сынок.
— Гляжу, потому что мои все это время там были, на берегу, — Нефедов не хотел темнить, да и незачем было, — я их еще вчера туда отправил. А сейчас они возвращаются.
— Ох ты… — проворчал старый шахтер. — На том берегу? Да как же они… А почем знаешь, что возвращаются?
15
— Потому что они уже здесь, — Степан ткнул пальцем за край обрыва, — я их чую.
Родионыч хотел что-то сказать, но окурок вывалился у него из пальцев, когда, будто из ниоткуда, у крыльца появились двое. Мокрая, блестящая от воды кожаная одежда плотно облегала узкие тела, стянутые ремешками капюшоны оставляли открытыми только глаза. Нечеловеческие, угольно-черные, без белков — точно дыры, пробитые вглубь черепа.
— Говори, — Нефедов даже не пошевелился, сидел расслабленно, жевал травинку. Ласс, который стоял чуть впереди, пожал плечами… и этот жест, такой обычный, окончательно убедил Родионыча в том, что перед ним не люди — таким стремительным и плавным было движение.
— Там… странно, — чуть замешкавшись сказал Ласс. — С другой стороны, у крислирр [16] недавно стояла деревня…
— Ну да, точно, Николаевка это! — встревожившись, быстро закивал головой Родионыч. Старшина быстро положил руку ему на плечо, останавливая. Сам он в это время вспоминал заученную наизусть карту.
— Отметки сто восемьдесят семь и девять, двести тридцать и три, — пробормотал он. — Дальше?
— Теперь деревни там нет, — бесстрастно сказал Тар'Наль. Его слова как громом поразили Родионыча, который откинулся назад. Палка, служившая старику опорой, упала в траву.
16
Урочище, падь.
— Как же…? — выдохнул он и зашелся в рвущем
— От домов остались одни… фундаменты, — Тар'Наль останавливался, подбирая чужие слова, но на родной язык не переходил, помня о том, что Старший тоже заговорил с ними по-русски. — От бревен только щепки. Все поросло красным мхом. Такого больше нигде нет. И во мху — кости. Кругами, выложены ряд за рядом. Сначала мужские, но внутренний круг — только детские. Женских нет.
— Дальше, — голос Нефедова царапнул жестяно, — разбираться будем потом.
— В кругу — столбы, глубоко вбитые, — это снова был Ласс, он говорил равнодушно, а руки альва в это время на ощупь разбирали затвор винтовки, проверяя, все ли в порядке. — На столбах скелеты. Это не жители деревни.
Тар'Наль шагнул вперед и протянул старшине лоскут материи. Тот взял его, вгляделся — и Родионыч впервые увидел, как у Степана Нефедова исказилось лицо и задрожала щека, располосованная глубоким сизым шрамом. Лоскут оказался нарукавным знаком.
Крест, вписанный в пятиконечную звезду.
— Их жрали живьем, Старший, — сказал Ласс, — начиная с ног. Кости перемолоты в кашу, раздроблены в порошок. И всюду на костях следы зубов. Я принес.
Он вытащил из-за пазухи что-то, аккуратно уложенное в кожаный чехол. И вытряхнул на крыльцо обломок берцовой кости человека. Родионыч глухо застонал, заматерился, но старшина, не брезгуя, взял кость, поднес близко к лицу. Ноздри его раздулись, зрачки в глазах уменьшились, стали с булавочную головку.
— Здесь кран тарен [17] , - сказал он, положив кость обратно на теплые доски. — И не один. Текучая вода не дает им перейти реку, и это к лучшему. С севера и запада их держит изгиб Енисея. На востоке — две речушки, Большая и Малая Тель. Это хорошо. А вот на юге — только Кантат, совсем узкий и петляет как попало, да еще дорога вдоль него идет. Эх, елки-палки! Был бы этот чертов сын один, можно было бы попробовать. Но против двоих-троих переть малыми силами не выйдет. Даже большими людскими — никак. Так можно и последние штаны потерять, и мамка не дождется. Ну, цветочки-лютики…
17
Старший оборотень, отличающийся от обычных силой и размером, который не может больше превратиться в человека.
Старшина вроде бы балагурил, но старый шахтер, присмотревшись, понял, что он лихорадочно думает, отбрасывая разные варианты, мысленно прокручивая ход действий. Внезапно Нефедов замер, и его взгляд, направленный куда-то в одну точку, снова ожил.
— А вот так мы еще не пробовали, — сказал он. И непонятно добавил:
— Старые долги надо платить.
Еще один день промелькнул над немноголюдным Атамановым быстро и незаметно. К вечеру над Енисеем собрались тучи, накрапывал дождь, морща студеную воду. Весь день Нефедов где-то пропадал и вернулся только к сумеркам — усталый, с ног до головы перемазанный болотной грязью и еще какой-то пахучей дрянью. Но он казался веселым, зашвырнул в угол какие-то гнутые железяки, а на короткий вопрос Родионыча — не принять ли по одной, — только рассмеялся.