Командир
Шрифт:
— Там еще двое, вылезти не могут, — хрипло выдохнул один из них, срывая повязку. Лет ему было около сорока пяти, седые усы; внешний вид выдавал старого моряка.
Подойдя к люку, я увидел еще двоих лежащих внизу и не подающих признаков жизни. Закинув карабин за плечо, быстро спустился вниз. В нос сразу ударил запах выхлопных газов и бензина. Подхватив одного из матросов, подал его наверх. Чьи-то руки подхватили матроса и вытянули. Подав последнего, вылез на палубу и, откашлявшись, спросил:
— Что здесь произошло?
— Вы кто? — хмуро спросил усатый.
— Капитан Михайлов, бывший командир танковой группы. — Козырять не стал из-за отсутствия головного убора.
— Главстаршина… Михайлов. Боцман.
— Однофамилец… Так что тут произошло?
— Никитин, сукин сын, матрос-рулевой, запер нас в машинном отсеке, когда мы ремонтировали дизель, и пошел сдаваться немцам. Кулак недобитый.
— Давно? — спросил я, посмотрев на часы.
— Да где-то минут сорок назад!
— Дизеля целы? Двигаться можете?
— Да, норма. В порядке.
— Я за своими и к вам. Дождетесь?
— Дождемся, товарищ командир. — Упоминание о командире, навело меня на вопрос:
— А где ваш командир?
— Погиб. Утром внезапно налетел «мессер», и пулеметами… — Главстаршина махнул рукой. — И лейтенанта, и половину экипажа как корова языком слизнула.
— Ладно, потом дорасскажете! Готовьтесь к выходу.
Сбоку закашлялись. Посмотрев на одного из очнувшихся матросов, которого только что полили забортной водой, я, громко топая по трапу, побежал за своими.
До нашей стоянки было где-то километра полтора. В лесу я немного заплутал, пропустив лагерь левее. Сориентировавшись, все-таки попал куда надо. Отозвавшись на окрик старшины, подошел к стоянке. Окинув всех взглядом, сказал, прищурившись от солнечных лучей, падавших на лицо:
— Нашел наших. — Посмотрев на спавшего радиста, добавил: — Там у берега бронекатер стоит, нужно торопиться. Вот-вот подойдут немцы. Так что бегом!
Быстро собравшись и разбудив Молчунова, мы со всей возможной поспешностью направились к катеру.
— Вещи сюда складывайте, — показывал главстаршина, остальные матросы готовили катер к выходу.
— Товарищ капитан, матрос Газелин не отошел от отравления, надо бы посмотреть, — сказал боцман, кивнув на медработников.
— Сержант! — окликнул я Марьину, помогавшую Молчунову спуститься внутрь катера. Радист стал совсем плох; видимо, до этого он держался на одной силе воли и, очутившись в более или менее спокойной обстановке, окончательно расклеился.
— Тут пострадавшего матроса надо посмотреть.
— Иду.
Подав стоявшему внизу бойцу радиста, она схватила одну на двоих с Ивановой санитарную сумку и побежала на нос катера, где лежал пострадавший от угарного газа моряк. Другой матрос, хлопотавший около пострадавшего от отравления, оставил его на попечение Марьиной и бросился помогать остальному экипажу.
— Боцман!
— Да, товарищ капитан!
— Значит так, командование над катером я на себя не возьму. Я в вашей кухне плохо разбираюсь, командуй ты, а пока пристрой меня куда-нибудь. Вон хотя бы командиром орудия, я воевал на таком, пушку знаю.
— Хорошо, товарищ капитан. У нас как раз расчет побило вместе с командиром.
— Ладно, разберемся. Пойду осваивать орудие. Старшина, ко мне!
Вынырнувший из люка старшина вопросительно посмотрел на меня.
— Значит так, старшина, мы теперь расчет этого орудия. Принимай хозяйство.
Осмотрев пушку, никаких различий практически не нашли. Пушка оказалась той же ф-34, как и на моих обоих танках, тут даже шлемофоны были. Пока мы с Суриковым осматривали боевую башню, катер, потихоньку порыкивая двигателем, отошел от места стоянки.
— Рулевой, возьми левее, — скомандовал боцман не отрываясь от бинокля.
— Есть взять левее! — отозвался щупленький рулевой.
Откинув крышку башни, я, сидя на башне спустив ноги внутрь боевого отделения, с интересом крутил головой, следя за оживленной возней матросов. Для чего нужна половина из проделываемых ими работ, я не понимал.
В это время мы на малом ходу вышли из протоки на большую воду Днепра.
— Справа большой катер! — крикнул матрос, находившийся на носу бронекатера.
— К бою! — громко скомандовал боцман.
Плюхнувшись на место наводчика, я захлопнул крышку люка и стал крутить штурвал наводки, направляя ствол орудия на цель, обнаруженную сигнальщиком. Выход на крупные волны Днепра дал мне возможность оценить профессионализм наводчиков бронекатеров. Попасть в цель при качающемся прицеле очень трудно. То вода в прицеле, то небо, и в этом промежутке иногда мелькала цель.
Через минуту я приноровился. На танках тоже приходилось стрелять на ходу, что ж мне и здесь сплоховать, что ли?
— Стрельба по готовности, — услышал я голос боцмана в наушниках шлемофона.
— Готов! — откликнулся я в ответ, тут же скомандовав в микрофон ТПУ: — Суриков, осколочный!
— Готов осколочный! — ответил старшина после лязга затвора.
— Огонь, — скомандовал боцман, я немедленно продублировал приказ.
Чуть опущенное орудие смотрело в сторону уже начавшей разворачиваться посудины противника. Ветер, дувший им в корму, наконец развернул их знамя, укрепленное на небольшой мачте, что дало мне возможность рассмотреть свастику. Поймав момент, когда наш катер замрет на мгновение, прежде чем опять качнуться вбок, произвел выстрел по катеру противника.