Командир
Шрифт:
— Рядом легла, — услышал я боцмана.
— Давай еще!
Только после четвертого выстрела я смог попасть в корму улепетывающего от нас катера.
— Ах ты бисов сын! — вдруг в динамиках воскликнул боцман.
— Что там? — отозвался я на последовавшую далее матерную тираду боцмана.
— Никитин, сукин сын. Вот кто их сюда привел. Бейте их, товарищ капитан. Бейте!
— Суриков, осколочный!
— Готово!
После выстрела я услышал радостный вопль боцмана:
— А, молодцы, добили. Они хода лишились.
Дослушивал я, быстро крутя ручки поворота башни, поворачивая ее вслед за поворотом катера. По остановившемуся катеру, где суетились фигурки людей, ударила пулеметная спарка ДШКМ-2Б, установленная на корме. Посмотрев на ее работу, я спокойно откинул крышку люка и снова уселся на башне, с интересом глядя на приближающийся полузатопленный большой катер. Пара матросов, вооружившись моим трофейным МГ, держали на прицеле выживших немцев.
— О, смотрите, и Никитин живой! — воскликнул из рубки радостный боцман.
Немцев, плавающих сейчас вокруг посудины, после шквального огня двуствольного зенитного ДШК выжило около десятка. Самого Никитина я опознал по матросской куртке. Испуганно оглядываясь на нас, он, вцепившись в спасательный круг, судорожно греб к берегу.
— Сдавайтесь. Это, как его? А, хенде хох! — крикнул немцам боцман.
— Боцман, а они тебе нужны? — спросил я однофамильца.
— Да нет вообще-то. Информация разве что?
— Да на хрена они тогда нам сдались?! Вон офицерик плавает, его и возьмем. Остальных в расход. — После чего, достав трофейный карабин, я скомандовал: — По немецко-фашистским захватчикам! А-агонь!
Матросы с трофейным пулеметом короткими очередями пересекли несколько плавающих рядом голов. Корма подбитого катера полностью ушла под воду. На поверхности остался только нос, за который держалась пара немцев, прося у нас пощады. Прицелившись в крайнего, я выстрелил ему в грудь, второй, тот офицер, смотревший на нас с круглыми от испуга глазами, ждал выстрела. Крикнув, чтобы плыл к нам, и пообещав, что я пальцем его не трону, стал ждать. Матросы подняли из воды мокрого немецкого лейтенанта и, связав, оставили на палубе.
— Боцман. Этого сам не хочешь снять? — с любопытством поинтересовался я, кивнув на Никитина, удалившегося от нас на сотню метров.
— Давай! — протянул он руку.
Отдав ему свой карабин, я с интересом и комментариями стал следить за отстрелом предателя.
— Мимо… О, почти рядом… Мазила…
Дождавшись когда у боцмана кончатся патроны, дал ему запасную обойму.
— Держи полную. Может, все-таки поближе подойдем, уже сто пятьдесят метров, да и качка еще.
— Томилин. Давай малый вперед!
Жалеть предателя никто не стал. Подойдя к нему поближе, боцман почти в упор всадил в скулящего от страха подонка оставшиеся в карабине три пули.
— Бойцы, пленного на нос катера! — крикнул я матросам, стоящим рядом с пленным офицером, и последовал за ними, сказав боцману, что пока допрошу его.
— Ну что он рассказал? — спросил у меня боцман, вытирая лоб грязной тряпкой.
Услышав за спиной шум сброшенного в воду тела, я спокойно ответил:
— Смоленск они взяли. Могилев еще держится, но не сегодня завтра их вышибут. Как смотришь на то, чтобы помочь? Да и наш берег еще не весь занят, хотя попытки переправиться были.
— До Смоленска идти часа три. До Могилева ближе. Горючки только пол бака, до города хватит, а там встанем, и придем мы туда, когда стемнеет. Вечер уже. Да и боеприпасов с гулькин нос.
— Старшина!..
— Главстаршина, товарищ капитан!
— Пусть так, — согласно кивнул головой я, продолжив: — Идем в Могилев. По пути, может, чем прибарахлимся. Командуй.
— Товарищ капитан, но Могилев же глубоко в тылу у немцев?!
— Главстаршина, там в окружении бьются три наших дивизии. Не знаю как ты, а я себе не прощу, если не помогу им. Понял?
— Да, товарищ капитан, понял.
— Нужно избавиться от раненых. Да не смотри ты так на меня. Я в переносном смысле. В Могилев же их не возьмешь. Ладно, идем к нашему берегу, только осторожно, а то еще свои подстрелят.
Встав на корме около зенитного пулемета, я смотрел на струю воды, вырывающуюся из-под кормы нашего бронекатера. Слева была видна удаляющаяся спина мертвого немецкого офицера, плавающего в воде лицом вниз. Я выполнил свое обещание, даже пальцем его не тронул. За меня все сделал здоровенный матрос с симпатичной фамилией Красавчик. Когда он мне представился, я сперва подумал, что он надо мной издевается, однако, спросив боцмана, выяснил, что нет, действительно Красавчик Вадим Вячеславович, старший матрос.
— Товарищ капитан, на берегу видны машины! — услышал я крик боцмана.
— К бою!
От места боя мы успели отдалиться на пару сотню метров, когда боцман в морской бинокль узрел несколько грузовиков на берегу. Противоположный берег, к которому мы так стремились, скрывался вдали за небольшим туманом. Взяв у боцмана бинокль, я всмотрелся в грузовики, которые сразу определил как немецкие. Что-то в них мне сразу не понравилось. Вглядевшись, крикнул, не отрываясь от бинокля:
— Сержанта Марьину ко мне! — Мой приказ сразу же передали по цепочке внутрь катера. — Боцман, катер тормози!
— Томилин, стоп машина, — спокойно продублировал приказ боцман.
— Товарищ капитан, по ваше…
— Сержант, — прервал я ее, — напомните мне рассказ вашего санитара, который видел грузовики, набитые нашими солдатами.
— Он сказал, что видел три машины, полные бойцов в советской форме.
— Три?
— Да, товарищ капитан. Он говорил три.