Командир
Шрифт:
— Хм, хорошо. Вернитесь на свое место.
Слушая удаляющийся перестук каблуков, я смотрел на три грузовика, накренившихся в разные стороны у самой кромки воды. Они стояли без колес и со снятыми тентами. Разбортированные колеса я обнаружил рядом.
— Думаю, они использовали камеры для плотов. Жаль, противоположного берега не видим. Уверен, они лежат на берегу.
— Кто лежит, товарищ капитан?
— Плоты. Давай-ка ты потихонечку к берегу, хочу осмотреть машины. Сдается мне, что у крайней машины лежит человек.
Дождавшись пока боцман раздаст команды, сжато рассказал ему последние два дня наших приключений, включив сюда и рассказ девушек.
— Так кто все-таки напал на лагерь, товарищ капитан? — с интересом спросил у меня боцман.
Опустив бинокль и протерев заслезившиеся глаза, я спокойно ответил:
— Не знаю, боцман. Свидетелей я еще не встречал.
Катер приткнулся носом к берегу, метрах в ста от машин. Место показалось боцману нормальным для причаливания. Скинув сапоги, я с шумом обрушился в воду, держа карабин над головой. Следующим прыгнул в воду матрос Красавчик с пулеметом Дегтярева наперевес. Внимательно осматривая ближайшие заросли, я направился к машинам под прикрытием пушки с сидящим на месте наводчика Сурковым. Перешагнув покрышку, подошел к крайнему «Опелю». Я не ошибся, у заднего борта действительно лежал боец, и он умирал. Даже я понял, что жить ему осталось недолго, максимум пара минут. Быстро подойдя к нему и упав на колени, громко спросил:
— Боец. Ты меня слышишь?
С трудом сфокусировав на мне блуждающий взгляд, красноармеец с хорошо различимыми следами треугольников на петлицах, что-то просипел.
— Что? — переспросил я его.
— …оды.
— Красавчик, воды живо!
Поднеся ко рту сержанта бескозырку с водой, стал потихонечку вливать воду в открытый рот. Сделав несколько судорожных глотков, боец устало прикрыл глаза. Дрожь, пробегающая по его телу, казалось, усилилась. Ранение в живот — страшная штука. Да, я знаю, что раненому в живот нельзя давать пить, но мне надо было его расспросить.
— Сержант, ты слышишь меня? — повторил я свой вопрос.
— Да-а-а, слы-ышу-у-у.
— Кто вас освободил из лагеря? Кто напал на немцев?
— Демоны, это были демоны! — вдруг закричал раненый и после небольших судорог застыл. Его глаза, медленно стекленея, безразлично смотрели в небо.
Вздохнув, я рукой провел по лицу покойного, закрывая веки. В вороте гимнастерки была видна засаленная бечевка, я потянул за нее, вытащил на свет маленький деревянный крестик и, вздохнув, убрал на место.
— Красавчик, что в машинах? — спросил я матроса, с интересом заглядывающего в машины.
— Тут несколько убитых бойцов, товарищ капитан. И пулевые отверстия в бортах.
— Наверное, налетели на какой-нибудь патруль или пост.
— А почему раненого оставили, товарищ капитан?
— Может, сам не захотел. Или еще чего, не жилец он был… Ладно, возвращаемся.
Глядя на удалявшийся берег, я слушал Суркова, рассказывающего матросам о наших похождениях по тылам немцев.
— Может, там нет никого, товарищ капитан? — спросил у меня боцман.
— Должны быть, продолжайте махать!
С остановившегося в ста метрах от берега катера мы внимательно смотрели на как будто вымерший берег. Метрах в трехстах от нас были видны вытащенные и разобранные остатки плотов. Посмотрев на Красавчика, махавшего белым полотнищем, я стал ждать ответных действий от берега. Вдруг в наступающей темноте, на фоне белого песка появились две фигуры, и послышался голос, окликнувший нас:
— Эй, на катере, кто такие?
— Свои! — откликнулся боцман. Остальные матросы радостно его поддержали.
Я внимательно вглядывался в стоящих на берегу бойцов. Каски, плащ-палатки, винтовки в руках, обмотки. Все это указывало на то, что встречающие нас бойцы все-таки наши. Бронекатер ткнулся в дно, не дойдя до берега метра три. Разбежавшись и оттолкнувшись, я взлетел в воздух, песок смягчил удар кромки берега по ногам. Выпрямившись после прыжка, я быстрым шагом направился к стоящим бойцам. Лишь подойдя ближе, опознал в одном из них командира в звании младшего лейтенанта. Что-то в них было не так. Проанализировав, понял — они не обстрелянные. Видимо, подошли свежие дивизии третьего эшелона.
— Лейтенант, представьтесь! — Я говорил командирским голосом.
— Командир разведвзвода, младший лейтенант Гаврилов, — кинул руку к голове лейтенант.
Мне ответить было нечем, фуражка осталась в танке, а шлемофон где-то на улице села, поэтому, представившись, я приказал:
— Отведите меня к командиру. И позаботьтесь о раненых на катере.
Отдав несколько приказов стоящему рядом бойцу, лейтенант повел меня в расположение своего полка. С трудом поднявшись по песчаному осыпающемуся склону, мы направились к видневшейся рядом темной массе. Ночь вступила в свои права, и было плохо видно. Пройдя мимо часовых, спустились в небольшой блиндаж, расположенный рядом с мелкокалиберной зенитной пушкой 61-к, накрытой масксетью. Сдав по просьбе дежурного оружие и спустившись по свежевырытым ступенькам, я вместе с лейтенантом оказался в довольно большом блиндаже с двумя накатами. Осмотревшись в свете керосинки, опознал в ужинающем майоре командира полка. Да и лейтенант подтвердил это; подойдя к майору, он сказал:
— Товарищ майор, часовыми обнаружен советский катер, подошедший к нашему берегу, — и, наклонившись к уху, что-то зашептал ему.
Пока они переговаривались, я быстро осмотрелся. В блиндаже присутствовали восемь человек, связисты, командиры и политработник в звании политрука. Спокойно отойдя от входной двери, подошел к майору. Вытянувшись, представился:
— Капитан Михайлов, личный порученец генерала армии Жукова.
Судя по вытянувшимся лицам майора и других командиров, такого от неизвестного оборванного капитана они не ожидали.
— Майор Гаранин, командир сто четвертого стрелкового полка восьмой дивизии, — озадаченно представился майор. Вслед за ним представились остальные.
— Политрук Волгин, исполняющий обязанности замполита полка.
— Капитан Романов, начальник штаба.
— Старший лейтенант Карасев, командир второго батальона.
— Лейтенант Сусанин, командир взвода связи, — представился последним щупленький лейтенант в очках на покрытом веснушками лице.
— Товарищ капитан, а что с вами случилось?