Командор
Шрифт:
— Длинный Нож никого не боится. Он великий воин. У него были очень могущественные враги, но только вороны знают, где теперь их останки.
— И ты ступала на его большие пироги?
— Очень большие! На одной из них сорок пушек, на другой — пятьдесят.
— Пушек?
— Пушка… Она, как «громовая палка», только большая-пребольшая. Когда она стреляет, гремит гром, а пули у неё — с твою голову. Пары выстрелов будет достаточно, чтобы разнести весь этот дом.
— Значит, одной такой пироги хватит, чтобы разнести всю мою деревню?
— Большая пирога не сможет приплыть сюда.
— Я понял…
— Вождь, скажи, зачем ты, благородный воин, дружишь с подлым и неверным Бледным Вендиго?
— У него сильная магия…
— Когда Длинный Нож решит убить Человека-с-тысячью-имён, никакая магическая сила не спасёт его. Смерть Бледного Вендиго будет долгой и мучительной, он будет плакать, выть и визжать от боли, ибо нет в его сердце мужества.
Хайовентха долго молчал, потом встал и ушёл.
Даже если в словах этой красивой и смелой скво скрыта истина, воину не следует доверять суждениям подруг.
Вождь явился в дом Аххисенейдея, храброго воина и удачливого охотника, и сел к огню. Обе скво почтительно удалились.
— Слушаю тебя, о вождь, — почтительно обратился Аххисенейдей.
— Бледный Вендиго посетил нас. Он оставил тут похищенную скво.
Ирокез склонил голову в знак того, что ему ведомо сие.
— За нею следом идёт великий воин. Имя его известно тебе — это Длинный Нож.
Ирокез подобрался, пытливо глядя в глаза вождю.
— Убей его. Если ты победишь Длинного Ножа, у наших костров будут петь песни в твою честь. Если победит он, это будет славная битва и славная смерть.
Смутная улыбка на миг оживила каменное лицо Аххисенейдея.
— Да, вождь, — вымолвил он довольно, — это будет славная смерть!
На второй день вельботы добрались до того самого места, где лет через двести начнут строить Вашингтон.
Пока что справа по борту виднелась травянистая равнинка, вспыженная кое-где возвышенностями.
Люди здесь жили — маленькая индейская деревушка занимала место между холмами и рекой.
Десяток или больше вигвамов, огороженных частоколом, — вот и весь «Вашингтон, Ди-Си».
К полудню третьего дня отряд вышел к «Великим водопадам». Всё, путь по реке здесь заканчивался. Теперь натруженные вёслами руки будут отдыхать, работать станут ноги.
Нагрузились все изрядно: каждый нёс по паре мушкетов — один свой, другой из «обменного фонда».
А ещё припасы всякие, в том числе и боевые. Но ничего, своя ноша не тянет.
Шлюпки хорошенько припрятали, следы замели ветками, да ещё и сверху пылью присыпали, да листьями. И пошли…
За неделю отшагали немало, сверяясь с картой, «любезно предоставленной» ван Хоорном.
Албертус всё беспокоился, как бы его враги не заблудились, и оставлял по дороге подсказки — то пирамидку из камней выложит да глыбку приставит с того боку, куда двигаться надобно, то в расщелину скалы блестящий кусок кварца сунет, чтоб блестел и внимание привлекал, то просто зарубку на дереве оставит.
Так и шли.
Пару раз завалили оленя, однажды вышли на бизонов — в горах их было немного, зато все покрупнее тех, что бродят по прериям, сбиваясь в миллионные стада.
Одного хорошего бычка хватило на всех, ещё и мяса накоптили в дорогу.
Местность от приморских низин повышалась, переходя в плато, а после и к горам вышла.
Высотой Блу-Ридж, то бишь Голубые горы, впечатляли не слишком, но суровостью, мощью от них таки веяло.
Южная растительность осталась в долинах, хвойные породы всё больше обступали путников. Да и дышалось тут куда легче, чем на уровне моря, в болотистых низменностях.
До пункта назначения оставалось совсем немного.
Чем ближе к становищу Хайовентхи, тем зорче делался Олег — ходил скрадом, отмечал каждый подозрительный звучок, щурился на колыхание ветки, настораживался, если птицы впереди вдруг переставали петь, — вдруг, заметили кого?
И не медведя местного, а индейцев в боевой раскраске?
И однажды встреча такая произошла…
… Утро началось как всегда.
Кэриб разворошил пепел вечернего костра, раздул угли, подбросил сухого хвороста. Жарить ничего не стали, подогрели только воду для остатков кофе.
Позавтракали мясом — полоски буйволятины жевались с трудом, ну да в горах трактиров не держат.
Собрались, осмотрелись, кострище привалили дёрном, подрезанным на том самом месте с вечера.
Конечно, опытный следопыт всё увидит, но мимоходом ничего не разглядеть.
Перевалив седловину, отряд спустился с горы к высоким холмам, покрытым лесом, хотя и обширных прогалов, заросших травой, человеку по пояс, тоже хватало.
Сухов взошёл на небольшой пригорок, утыканный шестью истрёпанными ветром соснами, — и едва не схлопотал стрелу. Давний навык спас его — дёрнувшись в сторону, Олег пропустил оперенную хворостину мимо.
— Падай!
Никто не промешкал, все живо залегли.
— Может, кто из белых охотится? — понадеялся Пончик.
— Наконечник не железный, — рассудил Сухов. — Да и что тут делать белому? Надо быть дураками, вроде нас, чтобы полезть в самое логово ирокезов! Ну мыто дураки умные…
— Твои слова, — ухмыльнулся Быков, — да золотом по мрамору!
— Цыц!
— Вон они! — выдохнул Кэриб.
Из-за высоких кустов, в сотне метров от пригорка, выскочили трое краснокожих.
Они щеголяли в одних набедренных повязках, а лица и грудь были размалёваны красками. Мелькнув, индейцы скрылись в траве, словно и не было их.
— Ирокезы на тропе войны! — сообщил Акимов. — Шикарно!
— Я бы сказал, фигово, — проворчал Пончик. — Угу…
— А я бы сказал — фигня! — с великолепным пренебрежением высказался Яр.