Командор
Шрифт:
— Крышу хочешь запалить?
— Ну да, догадливый ты наш… Это самое… Сразу выскочат — и стреляй по врагам рабочего класса.
— О! — выдохнул Пончик. — Барон вышел!
Жерар Туссен неторопливо приблизился к парапету
моста, снял шлем и промокнул рукавом лоб.
— Начинаем представление, — негромко сказал Олег. — «Махмуд, поджигай!»
— Какой Махмуд? — удивился Франсуа.
— Поговорка такая. Яр, видишь, понял.
Быков живенько заработал огнивом и поджёг пучок травы. Перебежав к казарме, он поднял свой импровизированный факел, и соломенная крыша мигом задымилась, стало расширяться тёмное пятно, невидимое на солнце пламя весело поедало влажную после дождя кровлю — плотно уложенная солома была сухой внутри.
Огонь расходился, загудел, заревел, как выпущенный на волю зверь.
— Рассредоточиться!
Корсары заняли места, поджидая свои жертвы. Испанцы не стали тянуть с появлением.
Вскоре выскочил первый «вертухай», сгибавшийся в три погибели от надсадного кашля. За ним выбежал второй, третий…
Испанцы повалили толпой, а корсары открыли огонь на поражение.
Те из тюремщиков, кто не был убит сразу, заметались в панике, однако увесистые мушкетные пули нашли многих, прежде чем сопротивление стало более-менее организованным.
Пальба донеслась и от реки.
Вот вздрогнул всем телом один из корсаров, поймал пулю второй…
Пончик пополз оказывать первую помощь.
Некий хитроумный идальго в одной рубахе, вскочив на коня верхом, попытался скрыться, но Сухов не засчитал попытку, сняв всадника метким выстрелом.
— За мной! Янс, проверь казарму!
Линге метнулся куда сказано и вскоре вернулся, кашляя и размазывая слёзы по щекам.
— Никого, господин командор!
— Не плачь, Янс, тут ещё хватает испанского отродья!
Жестами указав, куда кому двигаться, Олег с Яром и Шанго пошёл прямиком через конюшню — длинное сооружение с парой открытых ворот на торцах.
Лошади в стойлах фыркали, чуя непривычные запахи, переступали, топоча копытами.
Людей было гораздо меньше, всего двое. Правда, эти, «предупреждённые» животными, были настороже, испробовав оказать вооружённое сопротивление.
Сопротивление заглохло быстро — одному лошаднику в шею попал остро отточенный нож, а его дружку, заскочившему поболтать, прилетела пулька из флинт-лока. Спеклись оба.
За воротами конюшни открывался задний дворик одного из офицерских домов.
Во дворике сам Мулат Диего кружил, с палашом в руке, ожидая выпада со стороны своего противника — бледного, встрёпанного испанца в чёрном камзоле.
Испанец был вооружён шпагой, и это изделие толедских оружейников металось в его руке весьма умело, жаля корсара то в живот, то в ногу — и всё мимо.
Мулата фехтованию не учили, правда, но опыт Диего нажил богатый, недаром камзол соперника распорот был в паре мест.
В зияния проглядывала окровавленная рубаха.
Сколько бы ещё длилась дуэль, неизвестно, но тут испанец узрел Сухова, отвлёкшись на долю секунды.
Этого времени Диего хватило, чтобы выиграть поединок.
— Всех уделали? — поинтересовался Олег.
— Почти! Четверо в доме засели. Выковыриваем!
— В этом или в том?
— В том!
— Пошли.
Искомый дом корсары окружили плотно, узкие стрельчатые окна были выбиты, из одного выглядывала кокетливая занавесочка — и чёрное воронёное дуло. Выстрел! Мимо…
Железная Рука выстрелил из пистолетов, с обеих рук.
Пули влетели в комнату, чиркнув по стене.
Послушав, как зудят пули, пущенные из дома, Сухов покачал головой и крикнул:
— Сдавайтесь! Или запалим дом! Сгореть не сгорите, но задохнётесь! Поджигать? Или выходите?
— Мы выходим! — отозвался высокий женский голос.
Маша полотенцем, из двери показался пожилой мужчина, крупный и не сказать что худой. Жирный — так будет вернее.
Следом за ним вышел юноша бледный со взором горящим, а последней покинула дом хрупкая женщина в тёмно-синем платье с массой тонких кружев.
В одной руке она несла веер, в другой держала пистолет.
— Надеюсь на ваше благородство, сеньор! — сипло проговорил толстяк, срываясь на одышку. — Единственная вина сеньоры Лауры Риарио де Мартинес в том, что она является супругой хефе — начальника рудника «Каньон дель Оро», ныне отправившегося по делам в Санто-Доминго!
— Браво, сеньор, — насмешливо сказал Сухов. — Очень возвышенно. Я бы с удовольствием повесил самого Мартинеса за то, что мордовал сотни индейцев, но к его законной жене претензий не имею.
Тут законная жена вздёрнула свою хорошенькую головку и сказала:
— Мой муж никого не мордовал, сеньор, а в том, что эти дикари гибли, виноваты они сами.
— Конечно-конечно, сеньора! — подхватил Олег. — Какое они имели право селиться на земле своих предков? И что это за наглость — сопротивляться добрым и милосердным захватчикам, кротко сжигающим индейские деревни и смиренно насилующим туземных девушек! Извините, сеньора Мартинес, но единственные дикари на этом острове, как, впрочем, и во всём Новом Свете, — это испанцы!
Лаура закусила губку, приходя в бешенство. Толстяк попробовал было образумить её, но женщина с негодованием отбросила его пухлую руку.
— Испанцы, сеньор, — сказала она с вызовом, кривя рот, — несут дикарям Слово Божие, поучают этих невежд, не знающих животворящей силы креста!
— Сеньора, эти невежды строили выложенные камнем дороги, по сравнению с которыми лучшие испанские тракты всего лишь жалкие звериные тропы. Они знали астрономию и математику куда лучше европейских мудрецов. И что сделали ваши убогие предки, набившиеся им в просветители? Сожгли майянские книги, каждая из которых стоила куда дороже жалкого золотишка!