Командор
Шрифт:
Сухов только головою покачал: этот человек был свободен! Заточите такого хоть в самую глубокую темницу, он не утратит своей воли, ибо внутреннее благородство, честь и достоинство не покинут его нигде и никогда.
— Его имя — Каонобо! — выдохнул Гуанакачири.
При этих словах глаза старейшины открылись. Они
были ясны и полны печали.
— Это сам Длинный Нож! — с поклоном сказал Гу-анакачири. — Он освободил нас и дал нам оружие!
Губы Каонобо расползлись в улыбке.
— Хорошо… — тихим голосом сказал он.
— Позвольте врачу осмотреть вас, — почтительно произнёс Олег.
Пончик неуверенно присел рядом со стариком.
— Не стоит, — улыбнулся старейшина. — Хворь мою не в силах излечить никто, ибо имя ей — старость. Я умру сегодня, но испытывая великую радость — мой народ наконец-то свободен!
— Вряд ли это надолго, Каонобо, — покачал головою Олег. — Испанцев много, и за ними сила. Они всё равно покончат с тайно, и я уже говорил это — лучше погибнуть в бою, как подобает воину, чем быть забитым плетьми.
— Ты слышал это, Гуанакачири? — проговорил Каонобо. — Длинный Нож сказал правду.
— Да, старейшина, — поклонился Гуанакачири, — и я согласен с нею.
— Вот и хорошо… Оставьте меня все, я буду говорить с Длинным Ножом наедине.
Краснокожие и бледнолицые удалились, а Сухов опустился на колени и присел на пятки по индейскому обычаю.
— Я слушаю тебя, Каонобо.
— Чего ты хочешь, Длинный Нож? Что ты ищешь в нашем мире?
— В вашем мире? — насторожился Олег.
Внимательный взгляд старейшины он выдержал, не
дрогнув, не отводя глаз.
— Ты чужой здесь, я это чувствую.
— Ещё никто не признавал во мне чужака, — покачал головою Сухов. — Ты прав, Каонобо, это не мой родной мир. Я попал сюда не по своей вине. Отсюда и моё желание — вернуться туда, откуда я пришёл.
Старейшина кивнул удоволенно и закрыл глаза, словно устав держать их открытыми.
— Тебе нужно золото?
— Золото? — Олег пожал плечами. — Да нет… Золота у меня достаточно.
Каонобо растянул беззубый рот в улыбке.
— Так что же ты тогда ищешь? Славы?
— Пусть её ищут те, кому не хватает почестей.
— Тогда чего?
Сухов усмехнулся.
— Если честно, мне не хватает пяти или шести крупных изумрудов. Без них мы не можем вернуться. Моя задача — отобрать такие камни у испанцев или попросту купить их.
— Ага… Слушай меня, Длинный Нож, очень внимательно и ничего не упусти из моей речи. Я — не тайно. Мой отец был вождём-согамосо в землях муисков, зо-вомых также и чибча. Его звали Мичуа, сын Тискесу-се. — Старейшина вздохнул. — Наши долины были обильны зерном и плодами, мы строили храмы и возносили молитвы богу солнца Чиминицагахуа. Так было всегда, но вот испанцы прослышали, что у нас много золота, и они ринулись к нам, как бешеные звери, прозывая нашу страну на языке своих мечтаний — Эльдорадо. Они перебили множество народу, они хохотали, как безумные, срывая золотые пластины с кровель наших домов, алчность сжигала их изнутри. Мой отец сумел увести тысячу или больше женщин и детей. Они ушли по реке, которую испанцы зовут Метой. Она впадает в Ориноко. Тебе нужно будет проделать очень долгий и трудный путь, но ты и твои друзья будут вознаграждены. От тех мест, где Ориноко впадает в океан, надо плыть к устью правого притока этой великой реки — Карони. Поднявшись по нему на несколько миль, судно придётся оставить — через пороги и водопады ему не пройти. Лучше всего будет купить каноэ у индейцев варао, что живут в дельте Ориноко. Плывите по Карони вверх до самого Большого плато. В том месте, где в Карони вольётся река Каррао, разливается Лагуна-де-Канайма. Там будет ещё одна маленькая речушка, впадающая в Карони. Ты узнаешь её по белой скале. Поднимаясь по речке вверх, окажешься в тайном городе Маноа, где скрылся Мичуа и где похоронили его. Там ты обретёшь изумруды любого размера и в любом количестве…
— Мне много не надо, — улыбнулся Олег.
Каонобо ответил на его улыбку и сказал:
— Запоминай путь.
Старейшина подробно рассказал, как добраться до убежища согамосо, бежавшего от испанского нашествия, перечисляя вехи — приметные скалы: Белую скалу. Двухглавую, Скалу рисунков, Падающую, Скалу-с-шап-кой-на-вершине…
Выдохшись, Каонобо полежал в изнеможении, после чего запустил руку в густые седые волосы, заплетённые в две косы, и выудил оттуда маленький золотой диск, величиной с монету, искусно спрятанный под прядью.
На диске было выбито некое страшилище, похожее одновременно и на птицу, взмахнувшую крыльями, и на извернувшегося крокодила.
Это был тихуэлос — что-то вроде монеты, ходившей в государствах чибча.
— Когда выйдешь к вратам, покажешь это, и тебя пропустят как друга. Вот и всё… Много слов я сказал в своей жизни, слов любви и слов злобы, слов мира и слов войны. А ныне пришёл черед замолчать… Гуанакачири!
Таино возник, будто из воздуха материализовался.
— Слушай Длинного Ножа, Гуанакачири, и повинуйся ему, а когда он покинет нас, помни его наставления… Похороните меня на вершине горы, что ближе всех отсюда… Помните или забудьте, богам всё равно… Я сказал.
Каонобо медленно закрыл глаза. И умер.
Глава 12, в которой одни Олега славят, а другие мечтают повесить
Флотилия де Каюзака несколько отклонилась к югу, выйдя к Барбадосу.
Тамошний английский губернатор, чувствуя себя на птичьих правах и боясь даже тени коварных испанцев, сильно перепугался, увидав на рейде французские корабли.
Он быстро пришёл в себя, когда понял, что страху нет, то не король Филипп послал своих головорезов вразумлять англичан.
Ну и слава Богу…
На радостях губернатор и провизии уделил французам, и водой свежей снабдил.
Снасти поизносились? Берите, у нас ещё есть!
Парус лопнул в пути? Починим! А хотите, новый дадим?!
Передохнув, флотилия де Каюзака двинулась на север, к Сент-Кристоферу.
Можно себе представить торжество, с которым д’Эснамбюк высаживался на острове!
Он прибыл с новыми переселенцами (читай — новыми работниками на плантациях), а за спиной его грозно маячили пушки эскадры. Знай наших!
Надо ли говорить, что Эдварду Уорнеру пришлось кисло?
Правда, Жан де Баррада, сьер де Каюзак, не показал себя жёстким и беспощадным карателем, хоть и потребовал грозным голосом вернуть французам отобранные у них земли.
Уорнер злобствовал, оставаясь один, приторно улыбался и юлил на встречах с де Каюзаком.
И тянул, тянул время, дожидаясь, когда же король Англии пришлёт корабли в подмогу, дабы посчитаться с лягушатниками. Но горизонты были чисты…