Командор
Шрифт:
Что это и для чего, стало ясно на выходе, где из пары отверстий наверху выходили толстые прутья, скорее даже тонкие колонки из непонятного сплава.
— Это тумбага, — авторитетно заявил Ярик, — индейский сплав золота с медью. Тут медяшки процентов семьдесят.
— Конечно же, они этими решётками запирались на ночь, — прокомментировал Акимов.
— Кто — они? — немного агрессивно спросил Пончик.
— Муиски, кто же ещё.
— И где ты их видишь?
— А это уже вопрос номер два…
Вся экспедиция вышла на небольшую площадь, с двух сторон зажатую каменными домами с двухскатными крышами. Квадратные окна не имели рам, а кровля провалилась — подгнившие стропила не удержали соломенную крышу, почти рассыпавшуюся в труху.
С другой стороны площадь замыкалась внутренней стеной.
Такая же арка ворот, что и во внешней, отличалась от неё лишь тем, что все прутья-колонки были на месте, запирая вход.
Олег подошёл вплотную, схватился за ограду, самому себе напоминая узника, пошатал прут, попробовал его приподнять, и тот сдвинулся вверх.
— А весит прилично! — пропыхтел он. — Эй! Тащите камни, сделаем подпорку! Вон в том доме вроде стенка обвалилась!
Барон де Сен-Клер приволок плоскую глыбку, Франсуа с Хиали притащили целую плиту.
Сухов поднимал колонку, друзья подставляли камни.
— Готово!
Командор острожно пролез под плитой.
Не дай бог, столкнёшь… Вылез.
Забрав свою «ручную кладь», Сухов прошествовал под аркой и выбрался наружу, благо что вторые ворота стояли незапертыми.
Выбрался и замер.
Товарищи его подходили к нему по очереди, становились рядом и тоже замирали.
— Как в сказке… — пробормотал Ярослав.
За внутренней стеной каньон резко расширялся в округлую долину, напоминавшую амфитеатр, и почти вся она была застроена.
От ворот вдаль уходила прямая широкая улица, вымощенная каменными плитами, а по обеим её сторонам уступами выстроились дома, храмы, аркады, пирамиды, крутые лестницы, дворцы в два этажа, башни…
Крыши на обычных домах, хоть и выглядевших богато, были провалены, солома или тростник, их покрывавшие, истлели, зато кровли дворцов и храмов сияли на солнце по-прежнему, ибо золотая черепица износа не знала.
Олег, медленно ступая, как в музее, прошествовал по главной улице. Остальные топали следом, молчаливые и потрясённые.
Город был основательно запущен, намёты пыли уже зеленели пробивавшейся травой, валялись какие-то листья, непонятные обрывки, ошмётки, очёски.
Но молчаливые, суровые формы творений неведомых зодчих перекрывали мерзость запустения.
Огромный золотой диск — круглый барельеф из кованого драгметалла на стене, приподнятый над тяжёлой колоннадой… Тяжеловесная аркада с увесистыми золотыми светильниками… Заскорузлые, задубелые кожаные шторы, кое-где прикрывавшие двери, а чаще всего сгнившие… Громадные каменные шары с облезлой позолотой [42] … Грубоватая статуя, изображавшая недовольного бога Чибча-Чуму…
42
Подобные шары встречаются в лесах Колумбии, но никто так и не уяснил, для чего они и кто их сработал.
По краю улицы шёл узкий сток, по нему сливалась вода из крошечного озерца, плескавшегося за городом.
На его берегах, поднимавшихся отлого к крутым скалам, были заметны террасы, но ничего, кроме одичавшего маиса и кустов коки, там уже не росло.
Город был пуст.
Наглядевшись на брошенные поля, Олег вернулся и осторожно зашёл в первый же дом.
Внутри было светло — крыша отсутствовала, ничто не мешало солнцу.
На полу лежали истлевшие циновки, в углу стояла золотая ступка с увесистым пестиком для размолачива-ния извести — её добавляли в жвачку из листьев коки.
Больше ничего ценного в доме не нашлось — только горшки с налётом давних яств да пара рассохшихся корзин.
— И никого… — пробормотал де Жюссак. — Выморочный город…
Сухов покинул дом, перешёл улицу и вошёл в другой, напротив.
Над ним тоже не было крыши, а обстановка оказалась побогаче — каменные приступки вдоль стен, вроде лавок, керамическая посуда во множестве стенных ниш, глиняные светильники на подставке, схожей с этажеркой.
В соседней комнате к стене был приделан навес, под которым обнаружилось нечто вроде топчана.
На топчане лежал мертвец, ссохшийся в мумию.
— Может, тут поветрие какое случилось, — робко предположил барон. — Вроде чумы?
— Ерунда! — отмёл Пончик досужие вымыслы. — Это же старик, дряхлее некуда. Он и умер от старости. Просто его некому было похоронить.
— Шикарно… — пробормотал Акимов. — Может, они все ушли?
— Куда?
— Ну не знаю… На родину, может, вернулись…
— А здесь у них что было? Чужбина?
— Я согласен с бароном, — сказал Олег. — Надо полагать, случилась эпидемия. Подхватили какую-нибудь заразу от испанцев, те прочихались — и здоровы, а му-иски перемёрли. Не зря же местные индейцы боятся даже приблизиться к этим местам, сами слыхали.
— Истину глаголешь, — согласился Быков.
— Шикарно… — затянул Акимов. — Господи, да мне бы только изумруды найти!
— Будем искать, — вздохнул Сухов.
— Надо в храмы заглянуть! Или во дворец…
— А где ты видел дворец?
— А помнишь дом в два этажа?
— Пошли…
«Дом в два этажа» тоже был тих и пустынен.
Именно поэтому корсары вздрогнули, заслышав шаркающие шаги.
Из темноты к ним приблизился старик, замотанный в красный, порядком выцветший плащ.
Обутый в подобие сандалий, старец мало чем отличался от увиденной Олегом мумии, разве что взгляд его обсидиановых глаз был живым и осмысленным, а осанка горделивой.
Прошамкав несколько фраз, дед смолк в ожидании ответа.
— Он говорить, — перевёл Хиали, — его называть Чоконта Томагата, он последний согамосо Маноа. То-магата приветствовать бледнолицых, он видеть их первый раз в жизни.
— Спроси его, куда все делись?
Кариб спросил, и согамосо горестно потряс головой, заговорил, чередуя протяжные гласные со щёлкающими согласными.