Командор
Шрифт:
– Ну как же, Наташенька, мала еще Анна – попытался возразить Григорий Иванович, ревностно подумав о мужчине в жизни его такой еще юной и любимой Анечки.
– Вот так всегда! Рано, рано, а потом – раз! И уже поздно будет! И потом! Где мы тут найдем ей достойного жениха, чтобы и нашему делу был помощник?! А коли затянем, то она сама начнет себе искать суженого. А как найдет, – то и вовсе не обрадуешься.
Девка, она хоть и послушная, но себе на уме, – своевольная. В кого это она такая? – продолжала натиск Наталья Алексеевна, вспоминая себя в том девическом возрасте, когда уже невтерпеж, и готова была уже из юбки выпрыгнуть,
При этом претендентов на помощь, в осуществлении такого качественного перехода из девки в бабу, всегда хватает. Только вот если хватало умишка сдержаться и дождаться суженого, тогда и толк бывал в делах этих сугубо личных.
НАТАЛЬЯ АЛЕКСЕЕВНА
Когда-то и Наталье Алексеевне пришлось решать такую задачу. С одной стороны, миленок – паренёк, чуть постарше самой Натальи, что за ней хаживал, - не давал проходу, всё норовил повстречать её в проулке да прижать поплотнее к забору, растревожить девичью плоть.
С другой-то стороны видно было конечно, что пустозвон и голытьба этот настырный милёнок.
– Гол, как тесаный кол, и подпоясан глупостью, – подвёл итог наставлениям дед Натальи Никифор, дав краткую характеристику Наташкиному милёнку.
Дедушка Никифор Трапезников, – знатный купец в прошлом, ей все на Алексея Гуляева показывал. Тот конечно не красавец, в годах уже мужик и рябоват, да дело знал.
– С лица воды не пить, не унимался дед Никифор, раз за разом привечая Алексея и подталкивая к нему внучку. Боялся старый, что вот-вот уёдет из жизни, а Наташа останется одинешенька.
А Гуляев все мотался в Троицкосавск, – небольшой, но богатый купеческий городок на границе с Китаем, известный обширным чайным Кяхтинским рынком – промежуточным пунктом Великого чайного пути из Китая в Европу. Через Троицкосавск Гуляев продвигал торговлю китайскими товарами, среди которых были чай, ткани, лекарства и обменивал это добро на меха и кожи, добытые промысловиками в сибирской тайге.
Вот когда умишком-то Наташа раскидывала, оставалось за купца Алексея Гуляева идти и следовало – он старше её конечно, но сильный, быстрый да удачливый – было сразу видно с перспективой купец. Так и сладилось.
Сосватали Наталью и оженили молодых под золотым куполом поздней осени.
Сошлись тогда торговые дела Трапезникова, старого уже и уставшего от дел хлопотливых, и Гуляева – молодого еще, крепкого, да энергичного. Воспринял советы, подхватил идеи старого купца Алексей Гуляев и дела пошли ещё шибче в гору.
Но судьба распорядилась как всегда по-своему.
Не вернулся Алексей Гуляев практически сразу после свадьбы из поездки в Кяхту по льду Байкала. Дорога пролегала по льду Ангары, а там еще полсотни верст по озеру до Танхоя и вдоль берега до Посольска. А потом тайгою, да редколесьем до самого Троицкосавска. Всего-то верст четыреста зимней дороги – за три-четыре дня управлялись обычно. Дорога по льду быстрая была, да опасная, особенно по весне, когда и многочисленные проталины нерпичьи появлялись, и трещины через Байкал вырастали.
Вскоре разузнали и очевидцы как будто нашлись – то ли убили муженька и его помощников варнаки – беглые каторжники в сибирской тайге, перехватив с товаром и деньгами прямо на тракте у Кяхты, то ли сбились они с пути в метель на Байкале, да и попали в трещину или проталину нерпичью, припорошенную снежком.
Сгинул – как будто и не было человека.
Но сердце девичье живуче. Вот кажется, - горюшко жгучее зимою лютою пришло, а по весне все как будто начинает цвести, жизнь обещает новые плоды и сердечко девичье перерождается для новых чувств и испытаний сердечных.
В один из весенних дней разглядела Наталья приказчика купца Ивана Голикова Григория Шелихова.
Глянулся ей мужичёк, хотя раньше как-то и не замечала его. Видимо время пришло, да и дело, оставленное покойным мужем, требовало пригляда и управления. Самой-то многое удавалось уже тогда, в младые годы, но все же не бабье это занятие с хитрющими и все норовящими вокруг пальца обвести купцами и промысловиками дело иметь. Да и что греха таить, многие стараются поначалу под юбку забраться, как стала она вдовою, и только получив по роже увесистой Наташиной ладошкою, приступали к серьезному разговору. Так и ходила первое время молодая вдова с постоянно горящих алым от пощечин ладонью и такого же цвета ушами – поминали не по-доброму тогда её многие. Но назад возвращать затрещину, и тем более мстить, не решались – боялись скорого на расправу деда Никифора Трапезникова.
Чтобы не случилось непоправимого, направил тогда Никифор своего проверенного в делах черкеса к ней на службу. В мохнатой шапке из овчины, вечно насупленный черкес-душегуб – бывший арестант из Нерченска, теперь постоянно ходил с Наташей на встречи с купцами, сопровождал её в городе. Черкес сверкал глазищами из-под надвинутой папахи, наводя ужас на женщин длиннющим кинжалом в серебряной оправе ножен и таким же длинным, как кинжал, носом.
И было понятно, что нужен крепкий хозяин в доме и в делах. Приглядывалась к Грише, заговаривала, по-бабьи осмелев в замужестве, смеялась да шутила – всё приглашала к общению, давала понять, что мил он ей. Понимала, что мужика надобно увлечь, а то будет, как телок тянуться к титьке, да так может и не дотянуться. Путался тогда Григорий с бойкой бабенкой без роду, без племени и нужно было его как-то отвлечь от её плоти-стати. Увлечен был Григорий и делами на службе, к которым был дюже охоч приезжий рыльский молодец: то пропадал в поездках долгих, то в канторе засиживался до ночи.
И всё решилось в один из весенних дней, когда Наталья, будучи в настроении и улучив момент, слегка стрельнула восточными своими яркими глазами в его Гришкину сторону, увлекла мужика в темень остывающей, после субботнего дня, баньки. Та стояла теплая еще, пахнущая березовым веником с потемневшим от жара до черноты кедровым полком у маленького тусклого слюдяного оконца. Вот эта банька и породнила скитальца из далекой России и сибирячку, чья кровь взяла и русскую податливость-мягкость, и восточную решимость-вспыльчивость, и природную сметливость.
В баньке прильнула всем пылающим сильным телом к Григорию, обняла отчаянно за шею – не отлепить, отрешилась от земного и очнулась от наваждения, только когда закипевшая страсть выплеснулась и превратилась в великую нежность и теплоту к любимому.
После того первого шального свидания, от которого и теперь, как вспомнится на душе теплеет, а румянец заливает лицо, Гриша за ней как привязанный стал ходить, а Наталья победно окидывая взором окружающих, свою недавнюю соперницу, сама дивилась своей бабьей ухватистости.