Командор
Шрифт:
– Это можно назвать курьезом, который впрочем, уже стал иркутской историй и достопримечательностью.
А дело было так.
Отправили в столицу описание герба с указанием, что бабр держит в зубах соболя, а местные писари…, о, Господи! Сколько от этого сонного сословия приходится терпеть!
– воскликнул губернатор, - слово бабр по незнанию обозначили как бобр. А столичный художник, так и нарисовал герб по описанию: то ли бобра изобразил, то ли неведомого миру зверя, ибо на тигра этот зверь точно не похож. На моё мнение не похож он и на бобра. А уж после утверждения изображения герба что-то в нём менять не решились. Вот так и вышло – как бы бабр, но
– Да, странная вышла история. Но она вполне наша – российская. Столько нелепиц порой происходит. Вот сказывали, как-то писари кляксу выводили в списках полка на награждение и вписали по ошибке нелепую фамилию человека, который в полку не служил вовсе. Так знаете!? Не только наградили, так еще и к следующему чину его представили. А как стали искать – найти не могут! Нет такого человека! Давай рядить, куда награду девать и чин новый, - с улыбкой рассказал известную в армейских кругах историю Николай Резанов.
– Вот как! Забавно! Бумага всё стерпит, и сказано верно: «То, что написано на бумаге, - топором не вырубить», - поддержал тему губернатор и продолжил:
– Остановились то у отца? Хорошо, что закрыли дело о растрате денег. Сумма там небольшая и как он так неаккуратно всё сделал, что всплыло и пошло гулять по судам и канцеляриям. Он уж и деньги вернул потраченные, а бумаги так и ходили без конца. Ну, теперь будет у него право вернуться к семье, - сменил тему разговора губернатор.
– Разрешите откланяться, Иван Альфредович, сегодня у меня еще встреча с купцами. Нужно идти, - стал прощаться Николай Резанов, отметив, что взгляд Пиля, после слов об отце, в его сторону стал пристальным и колючим.
– Знает видимо об истории с монетами, приключившейся со мной, - мелькнула мысль в голове посланника.
От этого на душе стало неспокойно.
Губернатор, тем не менее, закивал головой, давая согласие на окончание встречи. Николай встал и, откланявшись, вышел.
Обед у Шелихова выдался знатным. Собрались все компаньоны хозяина в делах торговых, коих было человек десять, а встречала гостей хозяйка Наталья Алексеевна – молодая еще, свежая, с восточной яркостью во внешности. Ходили слухи, что бабка Натальи происхождением была из Страны Утренней Свежести – Кореи и жила у курильских айнов пленницей. Айнов русские купцы прозывали «лохматыми» из-за характерных неухоженных богатых растительностью голов и мнения, что всё тело у них также покрыто густой шерстью.
От лохматых-айнов Натальина бабушка была вывезена Никифором Трапезниковым и стала женой сибирского купца. Наталья от бабушки унаследовала немного раскосые темные глаза, восточный овал лица и смоляные густые косы.
Стол отличало изобилие сибирских продуктов – тут и разная байкальская рыба – сиг да нежный омуль с осетром во главе, и соления-копчения, и всяческая иная стряпня – пироги, да расстегаи.
К гостям вышли и две дочери Шелиховых – не полных пятнадцати лет Анна, что была постарше и Евдокия – еще более юная тринадцатилетняя кокетка с ярким, совсем еще детским личиком, румяная и быстрая.
АННА
Анна, не смотря на ранние свои года, уже невестилась. Голубоглазая и русоголовая русская сибирская красавица, юная еще совсем, только входившая в дивную девическую пору, когда грудь при волнении теснится и вздымается, распирает и казалось ведет за собой страстное томление и желание неизведанного, непонятного, ради которого хочется и страдать, и умереть даже. Влечет образ
Поведение при гостях выдавало в Анне тщательную подготовительную работу, проведенную под руководством матери. Заученные степенность, неторопливость суждений, кроткий, но прямой взгляд синих глаз и длинная коса, создавали образ вполне законченный, но в то же время такой юный, свежий, наивный, но такой заманчивый, что гости, глядя на Анну, всегда улыбались, радуясь удаче видеть такую девушку в нарядах, во всей её замечательной привлекательности.
Анна поняла, что неспроста её маменька нынче вывела на люди и тихонечко сидела за столом, робко и совсем мало кушала, изредка поглядывая на приезжего гостя из самой столицы. Думала ли она, что пройдет всего несколько недель, и она уже в своих мечтах будет только с ним, с этим взрослым, исполненным достоинства кавалером, который совсем не походил на здешних парней и мужчин.
Николай сразу почувствовал, что он сегодня объект повышенного внимания не только как посланник и инспектор императрицы, но и как потенциальный жених. Было несколько странно представить в роли невесты юную Анну, все же она еще только входила в пору своего девичества, но он знал, что нравы в среде купцов проще и рациональнее светских, а дочерей старались отдать с выгодою для семьи пораньше – как только появлялся достойный жених. И, слава, Богу, если жених находился по летам еще не старый. А то могли отдать и за старика, торопясь оформить брак как выгодную сделку посноровистее, чтобы можно было извлечь из неё новые для дела и семьи преимущества.
Девка-доченька в семье – товар, а коли уж и красива, да пригожа и умненькая – товар высоких качеств.
Сын – верный помощник и наследник дел купеческих.
Так вот сложилось, так и распоряжались по жизни спокон веку.
Аннушка была славной и любимой дочерью, воспитанной в строгости под неустанным внимательным контролем маменьки. Она знала правила ведения домашнего хозяйства, была грамотна в меру, свято верила в бога и в своих родителей. Красотой её природа не обидела – русская классическая красота в ней сочетались с некоторым восточным намеком на тайну происхождения кровей шелиховских детишек.
Наталья Алексеевна слыла деятельной хозяйкой, порой на равных с мужем вершившей купеческие дела в компании.
В своей ранней молодости, приученная еще дедом своим купцом Никифором Трапезниковым к дальним поездкам, рисковым делам, которые часто приходилось вести с полудикими людьми, она побывала на дальних таежных промыслах на берегу океана, сопровождая мужа, сплавлялась по рекам и знала мощь и безграничные размеры океана. Вот в такой первой тогда поездке и понесла Наталья первенца – Анну и вернулась домой, в их новый выстроенный после венчания дом, уже с писклявым кулечком. По рождению детей прыть энергичной хозяйки поубавилась. Она перестала выезжать на дальние рубежи, верша дела в отсутствии мужа решительно и грамотно, не боясь споров и противостояния с компаньонами и клиентами. И теперь, мгновенно оценив столичного гостя, его потенциал для роста их купеческого дела, она в первый же вечер после знакомства с Резановым предложила мужу подумать о том, чтобы выдать юную доченьку замуж за тридцатилетнего чиновника из Санкт-Петербурга.