Командующий фронтом
Шрифт:
— Ладно, пойдем в сторону.
Сергей мялся, не зная, с чего начать, но, встретившись с приветливым взором рабочего, приободрился.
— Я студент, — сказал он. — У вас бывает здесь Дмитрий Клещев?
— Кто он такой?
— Такой же студент, как и я, только постарше меня.
— Не знаю такого.
Сергей сразу приуныл.
— Деньги, что ли, занял и не отдает? — спросил шутливо обуховец.
— Что вы, милый человек, в деньгах ли счастье? Клещев — мой друг и учитель, он давно собирался свести меня на этот завод, но только пришлось ему недавно скрыться, и с тех пор его след затерялся.
— Правду говоришь?
— Обидный вопрос.
— А ты не обижайся. Как тебя зовут?
— Сергей Лазо, проживаю я на Подьяческой, шестнадцать. Заходите ко мне!
— А меня Никанор Жарков. Уж лучше ты ко мне заходи.
Они простились, и Сергею стало тепло на сердце, словно он уже разыскал Кодряну.
Медленно угасал июльский день. С Невы тянуло прохладой.
Сергей шел мимо заборов, за которыми лежали пыльные пустыри — бедно выглядела Охтенская сторона. Он направлялся к Жаркову, жившему за Обуховским заводом, почти у деревни Мурзинка. Будь это осенью, когда над столицей висит непроглядный туман и весь день моросит дождь, не так просто было бы добраться до жилья Никанора Алексеевича. На Охте легко в такую пору увязнуть в болоте по самое колено. А сейчас, летом, пересохшая грязь искрошилась, и при малейшем ветре тучи пыли неслись над пустырями.
Дом, в котором жил Жарков, стоял посредине переулка. Грязный двор с трех сторон окружали каменные флигели с галерейками, по которым можно было пробраться в любую из квартир. Желтая краска давно поблекла от дождей и пыли, флигели выглядели грязно-серыми. На стенах отчетливо проступали пятна сырости, а там, где облупилась штукатурка, видны были бурые кирпичи.
Перепрыгнув через ров, Сергей вошел в глубь двора и с трудом разыскал квартиру Жаркова.
Никанор, стоя на коленях, мастерил на продажу лохань. У окна сидела женщина с гладко зачесанными назад волосами и в ситцевой кофточке. При виде незнакомого человека женщина настороженно посмотрела на Никанора, но его приветливые слова, обращенные к Сергею, успокоили ее.
— Нашел ты меня…
— Как видите.
— Садись, пожалуйста, к окну! А ты, Анфиса, уступи место гостю, — обратился Жарков к жене, — мы с ним побеседуем.
— Наверно, такой же, как Тихон, — сердито сказала она. — Учат они тебя дурости, а я с детьми голодаю. И чем они тебя приворожили? Тьфу!
— Постыдилась бы при человеке, укоризненно заметил Никанор, качая головой, — может, он сам голодный.
Сергею стало неловко. Только сейчас он понял, что и до забастовки Жаркову с семьей трудно жилось. Анфиса вышла на улицу.
— Ты не обращай внимания, — успокоил Никанор Сергея, — она смирная и добрая, но сейчас нужда… Сам знаешь…
Никанор не договорил и провел ребром ладони под подбородком.
Сергей сел на табуретку и долго мялся, пока наконец решил сказать то, о чем думал.
— Да, тяжело сейчас рабочим. У многих семьи… Хочу предложить студентам собрать денег и отдать их вам.
— Благородное дело, ничего не скажешь.
— Вот я и решил посоветоваться с вами. Если согласны, завтра же начну собирать.
Когда Сергей, поговорив обо всем, собрался уходить, Никанор, отыскивая свой картуз, сказал:
— Погоди, пойду проводить.
— Не надо, — возразил Сергей, — сам дорогу нашел, сам и уйду.
Он простился и вышел на улицу. За воротами стояла Анфиса, невеселые ее глаза были устремлены на пустыри.
— До свидания, — сказал он, обернувшись к ней.
— До свидания, — ответила Анфиса. — Не взыщите, что так встретила.
Сергей быстро вынул из кармана заранее приготовленную десятку и сунул ее в руку Анфисы.
— Это зачем? Не надо, — смутилась она.
— Я прошу вас. Это от студентов — бастующим.
— Спасибо! — прошептали ее губы.
Сергей не знал, что ответить, и поспешил уйти, но если бы он оглянулся, то увидел бы на глазах у Анфисы слезы.
…За окном вечер. Сергей сидит за столом и читает французскую книгу. На парадном позвонили. По прихожей мелкими шажками прошла хозяйка. До Сергея донесся мужской голос, потом в дверь постучала Татьяна Сергеевна и взволнованно произнесла:
— Сергей Георгиевич, к вам.
Сергей поднялся со стула и направился к двери. Он почему-то решил, что пришел Далматов или другой непрошеный жандармский офицер и снова предстоит неприятная беседа.
— Войдите! — крикнул он на ходу и толкнул дверь.
На пороге стоял подпоручик с черной курчавой бородкой. Сергей чуть не вскрикнул от изумления, но подпоручик, украдкой от хозяйки, приложил палец к губам и спросил:
— Вы Сергей Георгиевич Лазо?
— Да! Прошу ко мне!
Звеня шпорами, подпоручик переступил порог и плотно закрыл за собой дверь. Убедившись в том, что Татьяна Сергеевна покинула прихожую и ушла к себе, он улыбнулся. Сергей порывисто обнял нежданного гостя.
— Федя, родной!
— Тсс! — предупредил подпоручик. — Не Федя и не Митя, а Виталий Витальевич Щеглов, подпоручик семнадцатого Архангелогородского полка.
— Это правда?
— Не все ли равно? Важно, что меня теперь и сам Далматов не узнает.
— Где ты пропадал столько времени? — спросил Сергей. — Жандармы обыскали двор, но не нашли тебя.
— Двор-то проходной. Я скрылся, а через два дня уехал в Иваново и работал там по заданию партии. А тебя тогда задержали?
— Даже допрашивали, угрожали, пытались разузнать о тебе. Далматов знает тебя как Кодряну, а не как Клещева.
— Не выдала? — Кодряну показал в сторону столовой, где находилась хозяйка дома.
— Нет! Благородная старушка уверяла шпика, что у меня никто не бывает.
— Что ты успел за это время? — поинтересовался Кодряну.
— Ничего!
— Жаль, что я не успел познакомить тебя с одним студентом твоего же института, он бы заставил тебя как следует поработать…
— Кто это?
— Высокий такой, в пенсне, маленькие усики, глаза карие…
— Уж не Всеволод ли Сибирцев с четвертого курса?