Комдив. Повесть

Ковалев Валерий Викторович

– Ну как, Ковалев, живой? – блеснул стеклами пенсне.

– Вроде того, – пощупал Александр голову (та была на месте).

– А я от ребят гостинец доставил, – выложил на золоченый столик с гнутыми ножками два свертка Рубан. – Тут вареные яйца и сало, очень при контузии помогают.

– Откуда?

– Прикупили в городе на базаре.

– Так мы его взяли?

– Взяли, – поправил Френкель на плече маузер – Поляки бегут по всему фронту. Ты давай, поправляйся (похлопал по плечу) и встал, – пошли взводный.

Когда оба удалились, –

Александр, приподнявшись на локте, оглядел палату. На самом деле это был небольшой зал, с гобеленами на стенах, вычурным камином и блестящим паркетом. Кроме его, здесь стояла еще дюжина коек с ранеными.

– Вам нехорошо? – подошла из дальнего конца дежурная медсестра, не та, что была раньше.

– Да нет, все нормально. – Какая-то палата непонятная.

– Это графская усадьба. Хозяева сбежали, теперь в ней госпиталь.

– Понятно.

Спустя неделю ротный выписался, хотя врачи возражали, и вернулся в полк. Он стоял на окраине Вильно, там дивизия, готовясь к новым боям, пополняла запасы.

Для начала Александр зашел в штаб, где доложил о прибытии комбату, тот критически оглядел подчиненного, – м-да, пообносился ты брат. И приказал писарю выдать ордер на новое обмундирование.

– Мы тут захватили склады, – распушил усы. – Приодели личный состав. Так что, шуруй туда, пока все не выдали. А потом можешь поглядеть город. Для полноты, так сказать, ощущений.

Зайдя в роту, Ковалев действительно увидел многих из своих бойцов в новых шинелях с ботинками и спросил у взводного Осмачко, разбитного, с курчавым чубом парня, где находятся склады.

– Это совсем рядом, товарищ ротный. – Давай провожу, у меня там старший каптер земляк. Подберет, что надо.

Склады оказались в десяти минутах ходу от брошенных казарм, где разместился полк, в охраняемых часовыми бетонных пакгаузах. Предъявив ордер, зашли за колючую проволоку на столбах, направились к крайнему. Внутри, в запахах лежалого сукна и кожи, за прилавком, сзади которого высились тюки с ящиками, пожилой каптер выдавал двум красноармейцам в обносках, обмундирование.

– Так, с вами все, – наколол ордер на блестящую спицу рядом.

– Здорово Сазоныч, – облокотился Осмачко на прилавок.– Вот, привел своего командира. Одень по высшему разряду. Ковалев вынул из кармана и молча протянул бумажку.

Тот, шевеля губами, прочел и поднял глаза,– стать у тебя парень гренадерская. Щас чего-нибудь найдем (скрылся в полумраке стеллажей). Покопавшись там, вскоре вернулся, поочередно выложив на прилавок новенькую офицерскую бекешу, австрийские френч, галифе и хромовые сапоги.

– Откуда это все? – удивился Ковалев

– Я сынок, когда-то начинал тут службу, в дивизии его высокопревосходительства генерала Флейшера. С началом германской, дивизию отвели на границу с Восточной Пруссией, а город заняли австрийцы с немцами, ну а когда ушли и они, хозяевами стали поляки. Так что на этих складах, амуниция считай трех армий.

Когда ротный переоделся во все новое, Осмачко поцокал языком, –

ну прямо ахвицер. Так и хочется шлепнуть.

– Я тебе шлепну, – затянув портупею с наганом, одел на голову ротный суконный шлем,– спасибо, отец (кивнул Сазонычу) и оба вышли за территорию складов.

– Ну, ты дуй в роту, – приказал Осмачке Ковалев, а я немного погляжу город. Интересно, что брали.

Бывшая столица Великого княжества Литовского впечатляла. До этого Александр, кроме уездного Черикова бывал только в Могилеве. Европейского стиля дома, мощеные булыжником улицы, роскошные дворцы и многочисленные костелы с кирхами, смотрелись помпезно и величаво. Встречались немногочисленные прохожие, настороженные и угрюмые.

Одна из улиц выходила к городскому рынку, откуда доносился неясный шум, комроты направился туда. Широкое пространство было запружено народом, слышался польский, литовский и еврейский говор. На лотках и рогожах, расстеленных на брусчатке, продавалось всевозможные товары. Здесь имелись мануфактура, скобяные изделия, одежда с обувью, всевозможные продукты и даже граммофоны с пластинками. Рассчитывались за них польскими злотыми с немецкими марками, русскими «керенками», а то и посредством обмена.

Рассекая толпу, прошагал красноармейский патруль с винтовками на плечах и примкнутыми штыками. У Александра в бумажнике имелось жалование за три месяца, подошел к табачной лавке.

– Цо пан прагне? – спросил еврей с пейсами

– Две пачки вот этих папирос, – ткнул пальцем в приглянувшуюся коробку.

– Проше, – вручил торгаш покупку

Ковалев расплатился купюрой с двуглавым орлом, чиркнув спичкой закурил и, сказав «дженькуе», пошел дальше. К часу дня он вернулся в роту, где бойцы, орудуя ложками, наворачивали из котелков пшенку с лярдом*, запивая чаем, – присоединился.

После обеда всех собрали в холодном большом зале, где комиссар выступил с лекцией о текущем моменте. Для начала он рассказал об обстановке на фронтах: высадившие в Заполярье англичане наступали на Мурманск, в Сибири красные части вели тяжелые бои с Колчаком, на юге, Добровольческая армия Деникина штурмовала Царицын, молодая республика Советов, была в огненном кольце.

– А теперь о белополяках, – обвел взглядом красноармейцев. – К нам имеется множество обращений от еврейского и белорусского населения Виленского уезда, о притеснении их поляками, грабежах, насилиях и убийствах.

Более того! (повысил голос), есть сведения о создании режимом Пилсудского* концентрационных лагерей для захваченных в плен бойцов Красной армии. Где их морят голодом, избивают и расстреливают без суда и следствия. Присутствующие возмущенно загудели, а кто-то громко крикнул, – к ногтю белых гадов!

– Тише товарищи! – поднял руку в перчатке Френкель. – Мы должны еще больше сплотиться и дать достойный отпор всей этой своре! Но проявляя политическую бдительность и дисциплину»

На этом политинформация закончилась, роты вернулись в казармы…