Комедианты
Шрифт:
В тот вечер, вернувшись в свой номер, я нашел на подушке письмо, – письмо с того света. Я так никогда и не узнал, кто его принес. Портье ничего не мог мне сообщить. Письмо не было подписано, но по почерку я сразу узнал, что оно от доктора Мажио.
«Дорогой друг, – прочел я, – я пишу вам потому, что любил вашу мать и в эти последние минуты хочу побеседовать с ее сыном. Часы мои сочтены: я жду, каждый миг могут постучать в дверь. Позвонить им не удастся, электричество, как всегда, не работает. Американский посол должен вот-вот вернуться, и Барон Суббота, несомненно, захочет сделать маленький ответный подарок к его приезду. Так уже повелось на свете. Всегда можно найти козлов отпущения из коммунистов, евреев или католиков. Героический защитник Тайваня Чан Кайши, как вы помните, бросал нас в паровозные топки. Мало ли для какого медицинского опыта я могу пригодиться Папе-Доку. Прошу вас только, не забывайте ce si gros negre [106] . Помните тот вечер, когда миссис Смит обвиняла меня в том, что я марксист? Обвиняла – слишком сильное слово. Она добрая женщина и ненавидит несправедливость. Однако слово „марксист“ мне все меньше и меньше нравится. Слишком часто под марксизмом подразумевают только экономическую программу. Я, конечно, верю в эту экономическую программу – в определенных условиях и в определенное время – здесь, в Гаити, на Кубе, во Вьетнаме, в Индии… Но коммунизм, друг мой, шире, чем марксизм, так же как католицизм – вы помните, ведь я тоже рожден католиком – шире папства. В коммунизме есть и mystique [107] и politique [108] . Мы с вами гуманисты, и вы, и я. Вы можете в этом не признаваться, но вы сын вашей матери и вы все-таки решились на опасное путешествие – рано или поздно приходится решаться каждому из нас. И католики и коммунисты совершали тяжкие преступления, но они по крайней мере не стояли в стороне, как это принято делать в обществе старой формации, и не были равнодушными. Я предпочту, чтобы на моих руках была кровь, чем вода, которой умывал руки Понтий Пилат. Я вас знаю и люблю вас, и я пишу это письмо, обдумывая каждое слово, – ведь это, наверно, последняя возможность побеседовать с вами. Письмо может до вас не дойти – я посылаю его, как мне кажется, с надежной оказией, однако что может быть надежным в том безумном мире, в котором мы теперь живем (я имею в виду отнюдь не только мое бедное, маленькое Гаити). Я умоляю вас – стук в дверь может помешать мне закончить эту фразу, поэтому примите ее как последнюю просьбу умирающего, – если вы отвергли одну веру, не отвергайте веры вообще. Всегда есть другая вера взамен той, которую мы теряем. А может, это все та же вера в другом обличье?»
106
этого большого негра (фр.)
107
мистика (фр.)
108
политика (фр.)
Я вспомнил, как Марта мне говорила: «В тебе пропал священник». Как странно мы выглядим в чужих глазах! Я был уверен, что навсегда покончил со служением долгу в колледже св. Пришествия – кинул его, как игорную фишку на церковное блюдо для пожертвований. Я считал себя не только неспособным любить – многие неспособны любить, – но даже неспособным грешить. В моей жизни не было ни взлетов, ни падений – только огромная равнина, по которой я шагал и шагал в бесконечную даль. В свое время я мог избрать другую дорогу, но теперь уже слишком поздно. В детстве отцы св. Пришествия говорили мне, что одно из испытаний веры в том, готов ли ты за нее умереть. Так думал и доктор Мажио. Но за какую веру умер Джонс?
И неудивительно, что в ту ночь мне приснился Джонс. Он лежал рядом со мной на высохшей равнине среди голых скал и говорил:
– Не просите меня найти воду. Я не могу. Я устал, Браун, устал. После семисотого представления я иногда забываю свои реплики, а их у меня всего две.
Я сказал ему:
– За что вы умираете, Джонс?
– Такая уж у меня роль, старик, такая у меня роль. Но в ней есть забавная реплика. Слышали бы вы, как хохочет весь зал, когда я ее произношу. Особенно дамы.
– Что же это за реплика?
– В том-то и беда, что я ее забыл.
– Джонс, вы должны ее вспомнить.
– Вспомнил. Я должен сказать – вы только поглядите на эти проклятые камни! – «Подходящее местечко!» – и все хохочут до упаду. Тогда вы говорите: «Для чего? Чтобы задержать этих ублюдков?» – А я отвечаю: «Нет, совсем для другого».
Меня разбудил телефонный звонок, я проспал. Насколько я мог понять, звонил мистер Фернандес – он вызывал меня для исполнения моих новых обязанностей.