Комедианты
Шрифт:
— Ты хочешь, чтобы судьба поднесла тебе ко рту голубей изжаренных, — заметил Дендера, пожимая плечами. — Этого никогда не бывает: надо бороться, работать и не раз перетерпеть горе. Очень легко продать себя за ничтожный кусок хлеба; но, повторяю, это ведет к женитьбе на горничной и к тому, что ты сделаешься каким-нибудь органистом.
Вацлав молчал, чувствуя себя отчасти виноватым.
— Что же ты думаешь? — спросил граф. — Долго ты здесь останешься?
— По крайней мере, с год.
Дендера
— А, делай, что хочешь, — сказал он, — но предупреждаю тебя, ты на совершенно ложной дороге: тратишь молодость и пропадешь ни за грош.
— Но, чтобы подвинуться вперед, — произнес тихо Вацлав, — надобны средства, помощь, деньги…
— Их я тебе не дам, — ответил Дендера с цинизмом, — я не взял бы на свою совесть помогать далее твоему безделью; довольно делал до сих пор; надо самому о себе подумать и, главное, не тут, не в деревне, искать себе счастия!
Вацлав хотел отвечать; но доложили о прибытии Фарурея, и граф взял Вацлава с собой в гостиную с тем, чтобы он показался жене и гостям. Он немножко тщеславился своим воспитанником и иногда любил показать его так, чтобы возбудить вопросы и толки о том, что он сделал для покинутого сироты.
Войдя, они застали уже графиню и Цесю, подле которой, со своей моложавой миной и со старым лицом, выбеленным только заново, сидел Фарурей, нашептывая ей французские любезности и заученные двусмысленности. Цеся, страшно изменившаяся, самоуверенная, смелая, болтливая, нарядная, небрежно сидела на диване, любуясь букетом великолепных камелий, который, неизвестно откуда, достал ей Фарурей.
Когда вошел Вацлав, Цеся кинула взгляд и, заметив его грусть, бледность и робость, едва не устыдилась самой себя, что узнала его. Она кивнула ему головкой, но так надменно, словно кинула милостыню бедняку, который вселял к себе отвращение своими ранами и убожеством. Графиня, не любившая воспитанника, едва соблаговолила заметить его; а Сильван, не скрывая пренебрежения, с каким глядел на него, спросил его громко:
— Что, я слышал, ты у Дембицких?
— Да, действительно, у них, — холодно ответил Вацлав.
— Ха, ха! — рассмеялся старый граф. — До чего нынче дошло: господа Дембицкие учат детей музыке.
Все засмеялись вместе с хозяином, а бедный сирота, сконфуженный, отыскав место в уголку, присел там с болью в сердце, скрываясь от взглядов. Такого приема (хоть и мог его предвидеть) он, однако ж, не ожидал и надеялся на иное: ждал взгляда Цеси, по крайней, мере сострадания. Она, напротив, старалась, казалось, показать, как далеко стали они один от другого, как теперь равнодушна была она к нему, как теперь высоко поднялась она мыслью и надеждою.
Несколько часов до вечера прошли посреди
— Прошу подождать! Я хочу, чтобы вы мне сыграли! Все еще послушный, Вацлав кинул шляпу и остался.
— Садитесь и сыграйте мне что-нибудь, — проговорила Цеся, садясь небрежно на диван и любуясь своим букетом. — Что же вы в это время поделывали?
— Что и всегда, что здесь.
— И всегда, как вижу, печальны, пасмурны, герой романа…
— По правде сказать, не с чего мне и веселиться; наконец, Господь Бог таким меня уже создал…
— А, уж извините! — подхватила Цеся. — Вы должны бы были радоваться, что получили место у господ Дембицких. А скажите мне, сделайте милость, — прибавила она, смеясь принужденно, — как же эти люди живут?
— Как люди.
— Правда ли, что они обогатившиеся экономы?
— Я не знаю их прошлой жизни.
— А между тем хотите их защищать?
— Нет; но ничего не знаю.
— Ну, так играйте, если говорить забыли. Посмотрим, может быть, вы так же забыли и играть.
И, заставив играть, Цеся сейчас прервала его вопросом:
— Вы знаете этого гостя, что сейчас уехал?
— Первый раз я его вижу.
— Он очень милый! Это мой жених! — шепнула она смеясь.
Вацлав побледнел и наклонился над фортепиано.
— Вы шутите, — произнес он тихо.
— Нет, нет, в самом деле! Вчера он мне объяснился; он мне нравится. Не правда ли, у него физиономия и свежа, и молода, и прилична?
— Ему хочется иметь такую физиономию, это правда!
— О, у него такая и есть! Наконец, это до вас не касается. Играйте!
Вацлав опять заиграл; Цеся его прервала:
— Итак, я приглашаю вас на мою свадьбу.
— Сомневаюсь, чтоб я пригодился на что-нибудь.
— Я найду для вас занятие, — ответила она, — у нас будет столько гостей.
Вацлав уже сам стал играть, но она, топнув ножкой, не позво- , лилаему продолжать и крикнула:
— Да оставьте эту музыку! Несносно барабаните по фортепиано. Говорите мне лучше что-нибудь о Дембицких, чтобы я могла посмеяться.
— Извините меня, но для меня это все так грустно!
— Вы непременно хотите играть роль несчастной жертвы! — воскликнула 'она, смеясь и останавливая на нем холодный и обидный взгляд.
Вацлав вскочил, оскорбленный и страдающий; голова у него трещала, и сердце разрывалось на части. Он схватился за шляпу.