Комедия положений, или Просто наша жизнь (сборник)
Шрифт:
А Елена Юрьевна вдруг вспомнила, спускаясь по лестнице, что ещё школьницей робко целовалась вот в этом самом подъезде с мальчиком из школьного ансамбля. Путь из школы проходил как раз мимо этого дома. Было им тогда по шестнадцать лет, и они ни о чём серьёзном не думали. Не было ничего важнее и радостнее той острой минуты и вкуса первого поцелуя. Помнится, наверху хлопнула чья-то входная дверь, и они поспешно выбежали на улицу, держась за руки, но смущённо пряча глаза. Не ко времени была эта скороспелая школьная любовь. Ведь впереди выпускные экзамены, и к институту надо было готовиться… Но тогда не думалось ни о чём. Хотелось быть вместе, дышать одним воздухом. Мужу Елена Юрьевна ничего не рассказала.
Александр Аркадьевич думал совсем о другом. О своей жене и о себе. Даже о сыне вскользь. Разговор с бабушкой и матерью Нории пошёл совсем стихийно и завёл не туда,
Он уже определился для себя, что им надо просто не замечать Норию, словно она не существуют. Это люди другого круга. Всё, точка. А сын никуда не денется. Не дурак же он, в конце концов. А если сглупит, так пусть тут у них и живёт в Уфе. Квартира есть. Можно ещё денег дать.
Его вдруг пронзила мысль о том, что жена ему всех ближе и родней, и именно о ней, о Лене, он должен позаботиться. Сын уже вырос и может отпочковаться в любой момент, свернуть в сторону. И что остается у него, Александра Смирнова? Его жена и работа. Бизнес. А в бизнесе друзей не бывает. Там каждый за себя. С любым партнёром нужна предельная осторожность.
Лена – верная, любящая, родная. С ней прошла студенческая юность. Он долго и красиво за ней ухаживал все пять лет учёбы в институте. Он выложился в этом весь, и уже никогда бы не смог всё повторить для другой женщины. Раза два были у него небольшие интрижки. Так, эпизоды, эксперименты, любопытство. Нет, не встречал он больше такое сочетание ума, женственности, силы воли и одухотворённости, какое находил в своей жене.
Самое главное, что Елена Юрьевна знала все его слабые места, но не пользовалась этим, а добавляла что-то от себя, дополняла. И всё становилось основательным и осмысленным, обретало силу. Жена растворяла в нём свои способности. А ведь могла бы реализоваться сама, отдельно, но Лена работает на него, своего мужа. Они – одно целое по жизни. Вот кого он должен сберечь в первую очередь.
На обратном пути молчали. Это дополнительно тревожило. Обычно Елена Юрьевна в огорчении делилась мыслями, облегчая душу.
– Лена, скажи что-нибудь, – попросил Александр Аркадьевич, когда вернулись в дом.
– Какие же мы… – хрипловато отозвалась она.
– Какие?
– Мелкие. Суетные. Склочные, – огорошила ответом жена. – Ходим, ярлыки людям навешиваем. Ведь ещё ничего не случилось, а мы такой базар учинили. За своё благополучие испугались. Как сыну в глаза смотреть?
– Прямо смотреть, – решительно ответил Александр Аркадьевич. – Действовать надо именно тогда, пока ничего не случилось. Ты что, хочешь совершить акт доброй воли – перевезти эту Норию в Москву и посадить её себе на шею? Ты не поняла, что в их семейной ситуации им лучше всего девчонку быстрее замуж пристроить. И мамаша с бабусей ещё её наущают, поверь мне. Девчонка им мешает.
– Всё, всё, прекрати! – взмолилась Елена Юрьевна. – Мне гадко.
– Жизнь груба, милая моя, и не справедлива. Убедилась, что есть совсем иные люди? – Александр Аркадьевич понимал, что причиняет жене дополнительную боль своими словами, но счёл, что гнойник надо вскрыть до конца, вычистить, а потом уже залечивать. – Отбрось чистоплюйство и лучше послушай, что я решил.
Он подсел ближе к жене и обнял её. Хорошо зная её нрав, Александр Аркадьевич принялся говорить нежности на языке детской тарабарщины, поглаживая при этом свою Елену по голове. Он и сам удивлялся порой, почему именно так удавалось вернуть расположение духа этой разумной, рассудочной женщине, способной быть замечательным советником в вопросах бизнеса. Видимо, в ней до сих лет имелась детская начинка, а, может, просто родители мало ласкали Леночку в детстве.
– Для меня главное – чтобы ты была рядом, – признался Александр Аркадьевич. – Будь, что будет. Лишь бы я видел тебя довольной, и жили бы мы подольше. А с Володей мы заключим договор.
– Как это? – удивилась Елена Юрьевна.
– Контракт, как в бизнесе, – пояснил ей муж. – Он ведь наш проект. В него вложены средства. Оговорим условия, которые сын должен соблюдать. А если у него своё видение жизненного пути, то мы снимаем с себя всю ответственность – материальную и моральную. Он ведь совершеннолетний. Разговоры забываются. Выветриваются из его головы. А контракт останется. Пусть он не имеет полной юридической силы, но всё же подействует отрезвляюще. И не надо много рассуждать и спорить. А то я тоже хорош – оскорбления так и срываются с языка. Согласна?
Елена Юрьевна слушала мужа, не перебивая, но в мыслях переживала нечто своё, очень личное, чего и не решилась бы сказать вслух. Она
На вопрос мужа она задумчиво ответила:
– Пожалуй, Саша, что-то рациональное есть в твоих словах.С сыном объяснились на следующее утро. Мать сама изложила ему случившееся накануне кратко и чётко.
– Приносим свои извинения, сын, если задели тебя своим опрометчивым поступком, но мы хотим предупредить, что тебя в той семье рассматривают, как возможного жениха. Имей это в виду, – закончила она твёрдым голосом.
Владимир выслушал её до конца, не перебивая. Отметил про себя непривычное отстранённое спокойствие отца. Это было для него ново. Что-то изменилось в семейном климате.
– Могу сказать точно, что женюсь я нескоро, и пока даже не знаю, на ком, – усмехаясь, заявил он родителям. – С Норией зря вы так. Я сам бы разобрался. Давайте свой контракт, подпишу.
Отец протянул ему листок. Пунктов было немного. Володя бегло пробежался по строчкам глазами и поставил размашистую подпись. Мать внутренне сжалась, глянув на росчерк сына: так ещё похоже на его детские каракули. Боже мой, как бежит время! Что ещё ждёт их впереди?
– Надо же, придумали, – беззлобно усмехнулся Вова. – Ладно, пусть будет так. Но сейчас я пойду к Нории – нравится вам это или нет.
С этими словами он встал, отвесил шутовской поклон и удалился.
Нория сидела во дворе с верной подружкой. Они тоже обсуждали случившееся. Вдруг она увидела, что прямо к ним пружинистым шагом идёт сам Смирнов. Нория ещё не знала, что он ей собирался сказать, но зато точно решила, что скажет сама. И обязательно первая. Девушка резко встала и побежала ему навстречу.
Всё произошло мгновенно и спонтанно. Нория потянулась на носочках и неловко обхватила Володю за шею. Она почти висела в воздухе, держась за него, и горячо твердила:
– Ты лучше всех! Я люблю тебя! Люблю! Они все злые! А ты лучше всех! Ты – супер! Я люблю тебя!
Получилось громко. Услышали все. Старушки на скамейке встрепенулись и вытянули морщинистые шеи, словно птицы. Дома на кухне утирала слёзы бабушка. Еще кто-то пялился в окна разных этажей. Альбинка застыла на месте, сокрушаясь в мыслях за подругу. «Эх, Нориюха! Беспонтово всё вышло!» – думалось ей. А певица с уфимскими корнями Земфира Рамазанова поясняла из плеера ей прямо в уши: «А девушка созрела!».
Вовка, как всегда, обаятельно улыбнулся. Эту улыбку тоже видели все, и общее напряжение как-то спало. Он привычно нравился окружающим.
– Ну, Норка, ну, чего ты, – говорил он ласково, ставя Норию на ноги. – Успокойся. Всё хорошо. Вот же я, пришёл. И не надо плакать.А через три дня он уехал в Москву. Каждое утро в его электронном ящике неизменно появлялось послание от Нории со словами любви. Это приятно льстило молодому мужскому самолюбию. Володя любезно отвечал на её вопросы, а Норию интересовало всё, к чему он причастен. Она хотела знать, где он бывает в свободное время. Вова с удовольствием описывал ей московские молодёжные клубы. Нория написала ему про своё увлечение Глюкозой, а Володя ответил, что ему больше нравится канадская певица Аврил Ланвин. А однажды он сообщил ей, что едет тренироваться в Испанию и снова в Уфе окажется нескоро. Ему необходимо поработать над собой, а писать электронные письма ему можно и в Испанию. Даже можно посылать фотографии. Ведь теперь везде Интернет, и нет проблем.
Между Уфой и Москвой полторы тысячи километров, но это всё же в одной стране. Теплая Испания далеко. Нория не раз смотрела по карте. И она по-прежнему слушала Глюкозу, и ещё хрупкую певицу с сильным голосом и странным именем Аврил Ланвин. Музыка помогала ждать и надеяться.
Подмосковные страдания
Состоятельные родственники приглашали погостить и разделить радость: завершение строительства коттеджа в Подмосковье.
– Приезжай, – уговаривал в трубку дядя, лаская бархатистым баритоном. – Погода чудесная. Отдохнёшь, пообщаемся.
– Я буду тебя очень ждать! – взволнованно звенел голосок двоюродной сестрички Галочки.
– И даже не смей раздумывать! – требовательно добавила тётя. Фраза прозвучала, как окончательный приговор. Тётя много лет проработала судьей. На пенсии она недавно, и привычки ещё не поменялись.
Однако я призадумалась. Они звонили мне на мобильный и даже не поинтересовались, где я нахожусь. С сотовым телефоном можно пить чай на московской кухне, а можно пребывать далеко за пределами страны, но оставаться в зоне доступа. Слышимость практически одинаковая. Я была в тот момент в России, но вдали от Москвы.