Комендантский час (сборник)
Шрифт:
«Вопрос. Ваша фамилия, имя, отчество, год рождения, место жительства?
Ответ. Маслов Юрий Филиппович, 1895 года рождения, проживаю по адресу: Зоологический переулок, дом шесть, квартира тридцать восемь.
Вопрос. Где и кем работаете?
Ответ. В 1932 году получил инвалидность, с тех пор работаю надомником-трафаретчиком в артели номер шесть Советского района.
Вопрос.
Ответ. Услышал об этом от одной женщины в гастрономе на Пресне».
Далее Шарапов предупреждал задержанного об ответственности за дачу ложных показаний. Шли ничего не значащие вопросы и ответы. Только в самом конце протокола было главное.
Ответ. Мне сказал об этом мой сосед по дому Харитонов Николай Егорович. Кроме того, он сообщил, что сведения точные, переданы по радио».
– Любопытно. – Начальник еще раз проглядел протокол. – Очень любопытно.
– Обыкновенная утка, – устало сказал Данилов.
– Нет, не утка. Три дня назад под Талдомом действительно высадили десант. Небольшой. Уничтожили его. Но операция прошла строго секретно. Так что любопытно, как об этом узнал гражданин Харитонов Николай Егорович.
– По нашим сведениям, товарищ начальник, – поднялся начальник секретно-оперативного отдела Серебровский, – Харитонов Николай Егорович, бывший директор лесного склада, был осужден за хищение, срок отбыл в 1940 году, от военной службы освобожден по состоянию здоровья, работает заведующим фотографией.
– Ну что ж. – Начальник угрозыска протянул протокол Данилову. – Навести его, Иван Александрович, сегодня же навести.
Вернувшись к себе, Данилов позвонил Шарапову. Шарапов пришел сразу, сел и вопросительно посмотрел на начальника группы.
– Маслов этот – злостный паникер. Но он только передатчик слухов. Видишь? – Данилов взял листок бумаги, нарисовал кружок, поставил букву «М». Потом сделал еще несколько кружков и протянул к ним чернильные вожжи. Рядом еще с одним поставил букву «X», другие же украсил жирными вопросительными знаками. – Вот что мы имеем: паникера Маслова, некоего Харитонова, который слушает радио, и нескольких неизвестных. Может быть, неизвестных вообще нет. Есть просто два сплетника – и все. Тогда это не страшно. Но может быть и иначе.
– Я так понимаю, Иван Александрович, что разговор этот не случайный. Видать, начальство знает что-то?
– Правильно понимаешь. Но начальство ничего не знает, только предположения. Надо проверить. И вот что, Шарапов, нам весь район доверен, от улицы Горького до Краснопресненских прудов, одним ничего не сделать. Надо на фабрики сходить, в депо, по квартирам походить. Надо с людьми поговорить, рассказать рабочим…
– Рабочих-то почти не осталось. Одни бабы.
– Значит, с женщинами говорить надо. Там, где мы недосмотрим, народ
– Сегодня же пойду.
– Сходи, сходи. Прямо к этим, что Маслова задержали, на механический. Начни с них.
В проходной механического завода Шарапова остановила необъятных размеров женщина-вахтер. Она долго, придирчиво читала его удостоверение, потом минут десять куда-то звонила, остервенело крутя ручку старенького висячего телефона. Наконец, видимо получив разрешение, протянула Ивану его красную книжечку и шагнула в сторону. Шарапов еле протиснулся между ней и до блеска вытертым железным турникетом.
Ступив во двор, он почувствовал прежнюю уверенность и бросил, не оборачиваясь:
– Вы бы, гражданочка, кобуру застегнули, а то наган украдут, – и зашагал к зданию заводоуправления.
Секретаря партячейки на месте не было, в цех его провожала председатель завкома, пожилая женщина в синей спецовке.
– Вы, товарищ, удачно пришли. У нас сейчас обеденный перерыв начнется, вот как раз лекцию и прочитаете. А то давно уже к нам никто не приходил.
– Да я, собственно, не лекцию…
– Понятно, понятно… У нас народ хороший, товарищ уполномоченный.
Они шли мимо стеллажей, на которых лежали большие металлические поплавки.
– Это что? – спросил он у провожатой.
– Мины. Мы их в токарном цехе делаем, а рядом слесаря стабилизаторы для них клепают. – Женщина взяла со стеллажа хвостовое оперение смертоносного снаряда. – Видите? Мы раньше хорошие вещи делали – арифмометры, машины счетные, даже цех детских металлоигрушек был, самолетики…
Шарапов услышал в ее голосе столько боли, что ему мучительно стало жалко эту немолодую, усталую женщину, и себя стало жалко, и самолеты детские.
– Курить-то можно у вас? – спросил он.
– Можно, курите. Только-только пришли мы.
Работницы сидели прямо у станков, на перевернутых ящиках, разложив на коленях свертки с едой. Никто не обратил внимания на Шарапова, видимо, люди привыкли к посторонним.
– Товарищи! – сказала председатель завкома. – К нам пришел лектор, товарищ… – Она обернулась к Ивану.
– Шарапов.
– Шарапов, он вам расскажет о текущем моменте.
Женщины оставили еду, как по команде, повернулись к Ивану.
Он подошел поближе, поглядывая на эти с надеждой смотрящие на него лица.
– Я, товарищи работницы, за другим пришел, – Шарапов перевел дыхание, – совсем за другим. У меня дело особое. – Иван еще раз оглядел собравшихся. – Я, товарищи женщины, из милиции…
– Ишь ты, – удивленно сказал кто-то.
– О текущем моменте говорить не стоит. Всем нам этот момент известен прекрасно. Наступает фашист, идет к нашей столице. Поэтому я к вам за помощью пришел.
– За помощью? – насмешливо спросила высокая работница. – Ишь ты! Бабоньки, милиция у нас помощи просит. Ну давай нам наган – мы ворюг ловить будем. Лучше скажи, что ты в Москве делаешь? Муж мой, братья на фронте. А ты, мужик здоровый, у баб помощи просишь…