Комический роман
Шрифт:
— Почему вы убегаете того, кто не может жить без вас? Если у меня не достаточно достоинств, чтобы вы терпели меня, то примите во внимание чрезмерную мою любовь и терпение, с каким я переносил все ваши оскорбления мне, который и дышит только тем, что хочет вам показать, что он весь ваш.
— Хорошо! — ответила она ему, — Вы не можете ничем лучше убедить меня в этом, как удалившись от меня; а так как вы этого не сможете сделать, живя в этом городе, и если правда, как вы сказали, что я имею над вами какую-то власть, то я приказываю вам поступить в войска, какие сейчас набирают; и когда вы сделаете несколько походов, то, быть может, найдете меня более благосклонной к вашим желаньям. Эта малая надежда, какую я вам даю, должна вас к этому понудить — иначе потеряете ее навсегда.
Потом она сняла с пальца перстень и дала ему, сказав:
— Берегите этот перстень, который вам должен напоминать
Она позволила ему поцеловать себя и ушла в другую комнату и заперла за собою дверь.
Этот злосчастный любовник попрощался с ее отцом и матерью, которые не могли удержать слез и уверяли его, что всегда будут ему покровительствовать в том, чего он желает. На следующий день он поступил в кавалерийский полк, который набирали для осады Ля-Рошели. [446] Так как она запретила ему видеть себя, то он и не осмеливался этого сделать. Но ночью накануне дня отъезда он дал ей серенаду, и в конце ее он пропел жалобу, которая так соответствовала его печали и которую он сопровождал игрой на лютне:
446
Осада Ля-Рошели — см. прим, к стр. 388.
Эта своенравная девушка встала и, открыв ставень окна, но не распахнув окна, сквозь которое и так было слышно, настолько сильно рассмеялась, что привела в отчаяние бедного Сен-Жермена, что-то хотевшего ей сказать. Но она закрыла ставень и сказала ему громко: «Держите ваше обещание для вашей пользы», — а это заставило его удалиться. Он уехал несколько дней спустя с ротой солдат, которые направлялись в Ля-Рошельские лагери, а осада Ля-Рошели, как вы знаете, была очень упорной: король нападал, а осажденные защищались. Но наконец пришлось сдаться на волю монарха, которому повиновались и ветры и стихии.
После того как город сдался, большинство войска было распущено, а в числе их и рота, где служил Сен-Жермен, который вернулся в Витре, куда, едва прибыл, как уже пошел навестить свою жестокую Маргариту, — и она позволила ему поздороваться с ней. Но это она сделала только для того, чтобы сказать ему, что он возвратился слишком скоро и что она не расположена еще его принимать и просит его не посещать ее. Он ей ответил такими печальными словами:
— Надо признаться, что вы опасная особа и что вы желаете смерти самого верного в мире влюбленного, потому что четыре раза уже давали мне повод испытать вашу жестокость, и хотя я со славой вышел из всего, это, однако, было для меня крайне опасно. Я ходил искать смерть там, где более несчастные, чем я, не ища, ее находили, но я не мог ее встретить. Но так как вы этого хотите с таким пылом, то я стану ее искать в таких местах, что, наконец, она принуждена будет удовлетворить меня, чтобы доставить вам удовольствие. Но, может быть, вы раскаетесь, что были ее причиной: она будет столь необыкновенной, что и вы тронетесь жалостью. Итак, прощайте, жесточайшая в свете!
Раготен
Он поднялся и хотел итти, но она остановила его, чтобы сказать ему, что совсем не желает его смерти и что если она побуждала его к дуэлям, то только для того, чтобы испытать его мужество и, наконец,
Эта небольшая надежда заставила его испытать средство, которое могло все испортить, — внушить ей ревность. Он рассуждал сам с собою, что так как она несколько еще склонна к нему, то и не преминет ревновать, если он подаст к этому повод. У него был товарищ, у которого была возлюбленная, столь же его любившая, сколь Сен-Жерменова дурно с ним обращалась. Он просил у него позволить ему поухаживать за его возлюбленной, а его просил попробовать поухаживать за своей, чтобы посмотреть, как она его примет. Его товарищ не хотел на это согласиться, не уведомив своей возлюбленной, — а та позволила.
При первом же разговоре, когда они были вместе (потому что эти две девушки не бывали совсем одна без другой), эти двое влюбленных поменялись: Сен-Жермен подошел к возлюбленной своего товарища, а тот — к гордой Маргарите, которая приняла его весьма ласково. Но когда она увидела, что другие смеются, она вообразила, что эта мена подстроена, от чего от бешенства была вне себя и выговорила все, что в подобных случаях может сказать раздраженная любовница. Она была возмущена этим настолько, что оставила общество, сильно проливая слезы, — а это заставило ту, столь обязательную возлюбленную, пойти за ней и упрекнуть ее в том, что она поступала подобным же образом, что она не может ожидать большей чести, чем искательство такого честного и столь влюбленного в нее человека, и что ее поведение совершенно необыкновенно и неуместно между влюбленными; что та может видеть, как она обходится со своим; что она так сильно опасается причинить неприятность, что никогда не подает повода к неудовольствию.
Все это не произвело никакого действия на ум этой причудницы Маргариты, но повергло несчастного Сен-Жермена в такое страшное отчаяние, что он искал только случая показать этой жестокой силу своей любви какой-нибудь необычайной смертью, которую было и нашел, потому что однажды вечером он и его семь товарищей выходили из кабачка, и все со шпагами, когда встретили четырех дворян (из них один был кавалерийским капитаном), которые хотели их столкнуть с помоста [447] на узкой улице, где они проходили, но принуждены были сами уступить, сказав, что когда-нибудь их будет столько же, а потом пошли и позвали еще четырех или пятерых дворян и принялись искать тех, которые заставили их сойти с помоста и которых они встретили на большой улице.
447
«...столкнуть с помоста...» — В те времена тротуары были деревянными, в провинции — почти повсюду, а в Париже — в переулках.
Так как Сен-Жермен был самым ярым в споре, то капитан приметил его по серебряному канту на шляпе, блиставшему в темноте; и как только его заметил, то направился к нему и ударил его тесаком по голове, пропоров ему шляпу и череп. Они подумали, что он мертв и что они достаточно отомщены, а поэтому удалились, а товарищи Сен-Жермена заботились меньше о том, чтобы догнать этих храбрецов, чем о том, чтобы унести его. Он был без пульса и без движения, и это заставило их отнести его домой, где его посетил врач и нашел, что он еще жив. Его перевязали, выправили череп и привели в прежний вид.
Первая ссора вызвала большие толки по соседству, но этот гибельный удар — еще большие. Все соседи собрались, и каждый говорил по-разному, но все решили, что Сен-Жермен умер. Слух дошел и до дома жестокой Маргариты, которая тотчас же встала с постели и, полуодетая, пошла к своему ухаживателю и нашла его в том положении, как я вам это представил. Когда она увидела смерть, написанную на его лице, она упала в обморок, так что ее с трудом могли привести в чувство. Когда она пришла в себя, все соседи обвинили ее в этом несчастьи и представляли ей, что если бы она позволила ему быть с ней, — он бы избежал этого случая. Тогда она принялась рвать на себе волосы и вела себя так, как будто с горя тронулась умом. Потом ухаживала за ним с таким усердием (все время пока он был без сознания), что не раздевалась, не ложилась и не позволяла собственным его сестрам оказать ему какую-либо услугу. Когда он стал приходить в память, то решили, что ее присутствие будет ему более вредно, чем полезно, по причинам, о каких вы можете догадаться. Наконец он выздоровел, и когда совершенно поправился, то женился на Маргарите, к большому удовольствию родственников и к еще большему удовольствию поженившихся.