Коминтерн и мировая революция. 1919-1943
Шрифт:
Важно отметить, что Варга явно адресовал свои замечания тем будущим коммунистическим государствам, которые будут географически изолированы от СССР44. В сноске к статье Варга предложил другой путь экономического развития для пролетарского государства, граничащего с СССР. Такое государство, писал он, будет в состоянии «немедленно после учреждения диктатуры присоединиться к экономике СССР»45. Эта интригующая фраза, употребленная в сноске, возможно, отражает общий взгляд Коминтерна на судьбы экономических систем «диктатур пролетариата» в Польше, Финляндии, Китае и других будущих диктатур, граничащих с Советским Союзом.
В отличие от военного коммунизма, новая экономическая политика получила одобрение как неизбежный и универсальный этап в экономическом развитии будущих коммунистических государств. НЭП часто характеризовался как частичное постоянство «рыночных отношений», термин, используемый Коминтерном для обозначения экономической деятельности, в значительной степени построенной на существовании, хотя и ограниченной, частной собственности, свободного предпринимательства,
Все материалы Коминтерна сходились во мнении, что от НЭПа в конечном итоге откажутся ради плановой экономики, основанной на полной национализации всех средств производства. Программа 1928 года, написанная накануне принятия первого пятилетнего плана в России, не описывала в полной мере природу и детали механизма планирования. Но нет сомнения, что в свете последующих многочисленных одобрений Коминтерном достижений пятилетних планов в Советском Союзе этот путь был признан правильным. Кроме того, материалы Коминтерна ясно указывают на то, что Советский Союз не только служил бы экономической моделью для будущих коммунистических диктатур, но активно помог бы их продвижению на пути к социалистическому обществу. Мануильский, например, обещал английским коммунистам, что СССР поможет построению социализма в Англии49.
В нашем исследовании нам предстоит ответить еще на один заключительный вопрос: насколько доминирующим и всесторонним должно было быть лидерство Советского Союза в области экономического развития? Одобряя российский путь развития, принимал ли во внимание Коминтерн тот факт, что на этапах военного коммунизма и НЭПа и после них могут проявиться национальные особенности той или иной страны? И принято ли было считать, что Советский Союз всегда будет оставаться «самым прогрессивным» государством, в том смысле, что оно самое передовое в области достижений социализма? Прямых доказательств недостаточно, но и те, что существуют, рассмотренные вкупе с большим количеством косвенных свидетельств, говорят о том, что к 1934 году – году так называемой победы социализма в Советском Союзе – во взглядах Коминтерна по этим вопросам произошел поворот. Сначала в качестве примера рассмотрим утверждение Бухарина на VI конгрессе в 1928 году о том, что военный коммунизм и НЭП в будущих «пролетарских диктатурах» будут «простым воспроизведением» этих этапов, в том их виде, в каком они существовали в Советской России. По его мнению, вероятнее всего, будут наблюдаться многочисленные варианты этих экономических этапов. На VI конгрессе Бухарин пошел даже дальше, утверждая, что столько, сколько существует различных типов капитализма, столько же будет и различных национальных типов социализма, которые будут сохраняться в течение значительного временного периода. Однако он предостерег, что методы построения социализма не будут «полностью» отличаться от методов, принятых в СССР50. Весьма значительно то, что в 1928 году Бухарин предвидел в будущем утрату СССР положения самой прогрессивной страны в результате «пролетарских» революций в передовых капиталистических странах, например таких, как Германия. Несмотря на то что коммунисты впервые пришли к власти в Советской России, стартовая позиция Германии будет более выгодной, так как эта позиция обеспечена высоким развитием капитализма в этой стране, что позволит Германии под управлением коммунистов стать лидером в экономике. Ленин, по заявлению Бухарина, «говорил и писал много раз, что после пролетарской революции в Западной Европе мы снова превратимся в страну отсталую в экономическом отношении, несмотря на то что теперь мы самая передовая страна»51. Это замечательное напоминание Бухарина, которое, вероятно, в 1935 году было расценено как измена делу революции, представляется уникальным среди всех имеющихся материалов Коминтерна начиная с 1928 года и далее. На VI конгрессе Мануильский заявлял нечто похожее (см. с. 272), так же и как Молотов, считавшийся, в отличие от Бухарина, подлинным сталинистом, в речи, напечатанной в «Инпрекоре» в 1929 году. Сославшись на ценность опыта Советской России для будущих пролетарских диктатур, Молотов сказал: «Однако не следует забывать, что в случае победы пролетариата в одной или более передовой капиталистической стране Советский Союз стал бы страной отсталой в экономическом отношении, которая могла бы, несомненно, многому научиться по вопросам социалистического строительства у пролетариев в рассматриваемых странах»52.
Эти замечания Бухарина, Мануильского и Молотова – трех самых важных лидеров Коминтерна в 1928 – 1929 годах – служат доказательством того, что представители Коминтерна в то время серьезно размышляли об утрате СССР положения самой прогрессивной страны в мире в будущем. Очевидно то, что они довольно часто высказывали мнение о том, что Россия в 1917 году не была передовой капиталистической страной, а скорее страной со средним уровнем развития капитализма, как говорится в проекте программы Коминтерна.
Эти два сановника Коминтерна даже не предполагали, какое политическое значение имели эти замечания для продолжения гегемонии ВКП(б) (КПСС) в международном революционном движении. Можно только признать, что к 1928 году было бы чрезвычайно трудно сместить ее с положения лидера Коминтерна. И добровольное сложение полномочий с ВКП(б) (КПСС) как идеологического и политического лидера кажется почти невероятным.
Конечно, к 1935 году подход Коминтерна к Советской России изменился. Вызывает сомнения тот факт, что вряд ли в этот период Бухарин и Молотов могли бы высказать свои взгляды столь же свободно, как ранее. Безграничное обожание и лесть VII конгресса по отношению к Советскому Союзу, его коммунистической партии и Сталину, возможно, означали лишь то, что такие взгляды на роль СССР в будущем будут по крайней мере неуместны, если не сказать – политически опасны. Конечно, Советский Союз восхваляли и в 1928 году, но такая похвала не была свидетельством того, что СССР был предметом поклонения. Атмосфера, царившая на VII конгрессе, состоявшемся в 1935 году, позволяла лишь высказать мнение о том, что Советский Союз всегда будет первооткрывателем на пути к коммунизму. Хотя откровенно никто не сказал, что так называемая победа социализма в СССР, о которой заявил в I934 году XVII съезд ВКП(б), в действительности поставила бы Советский Союз на голову выше любого другого государства, в котором произойдет захват власти и начнется период НЭПа. Размышляя о том, насколько в большей степени Коминтерн разделял идеологию Советской России и выражал ей свое подобострастие по сравнению с 1928 годом, можно сделать вывод, что после захвата власти коммунистами в любой, даже в передовой капиталистической стране, она будет практически во всем следовать модели СССР.
Общество и культура. Довольно мало информации можно найти в материалах Коминтерна по таким вопросам, как семья, образование, религия или культура в широком смысле этого слова. То, что Коминтерн был занят экономикой и политикой, препятствовало любому подробному обсуждению этих вопросов. Но программа 1928 года в действительности лишь в общих чертах говорит о политике и реформах, которые будут проводить коммунисты в этих областях. Ни в одном из изданных впоследствии документов не вскрываются существенные противоречия, касающиеся особенностей социальной и культурной революции, характерной для фазы социализма, как об этом говорится в программе.
Программа провозглашает следующие принципы и политику в области семейных отношений: полное равенство между мужчинами и женщинами перед законом и в быту, коренная перестройка брачного и семейного права, «признание материнства социальной функцией», охрана материнства и младенчества, начало осуществления обществом ухода за детьми и их воспитания в находящихся под управлением государства детских яслях, садах и детских домах и создание учреждений, таких как общественные кухни и прачечные, для постепенной разгрузки домашнего хозяйства и помощи женщинам в обременительной домашней работе, а также планомерная культурная борьба с идеологией и традициями, «закабаляющими женщину»53. Эти краткие заявления сами по себе не показывают, одобрял или не одобрял Коминтерн семью как постоянный общественный институт. Такие радикальные меры, как социальная забота и воспитание детей, конечно, значительно уменьшили бы значение семьи. Эти меры в действительности также указывают на то, что Коминтерн стремился покончить с зависимостью женщины от своего мужа и стремился создать основу для самостоятельности женщин. То, что материнство названо «социальной функцией», вероятно, означало не распад брака, а признание ответственности государства, с тем чтобы в какой-то мере компенсировать расходы на материнство и охрану детства. Здесь следует отметить, что спикеры Коминтерна с энтузиазмом поддерживали советскую семью и меры по укреплению брака54.
В области образования программа требовала положить конец «капиталистической монополии» и давала инструкции рабочему классу, что надо захватить все образовательные учреждения: от начальных школ до университетов. Программа противопоставила положение буржуазии, которая накануне буржуазной революции против феодализма стояла в культурном отношении на более высоком уровне, чем правящие феодальные классы, с положением пролетариата, который в культурном отношении был на очень низком уровне при капитализме. Интеллектуальное развитие пролетариата должно было следовать за захватом власти, а не предшествовать ему55. Новая пролетарская, то есть коммунистическая, монополия в образовании должна была укрепиться с помощью таких дополнительных мер, как национализация типографий, государственная монополизация газетного и издательского дела, национализация крупных кинематографических предприятий, театров и подобных общественных учреждений. С помощью этих национализированных средств «духовного производства» должна была быть создана «новая социалистическая культура на пролетарской классовой основе»56.
Цели образования во время этапа социализма варьировались: ставились как ближайшие, так и более всеобъемлющие конечные цели. Кратко их можно охарактеризовать следующим образом: создание, главным образом из рядов пролетариата, того корпуса квалифицированных специалистов, которые были необходимы для надлежащего функционирования сложного социалистического общества; повышение общего культурного уровня пролетариата; перевоспитание оставшихся классов с целью полного уничтожения всех социальных различий; и, говоря языком программы, «массового изменения людей»57.