Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
Шрифт:
1–3морозы… розы.Русский образец того, что Поуп в «Эссе о критике» (строки 349–51) называет «строем привычных рифм»:
Слова «Зефир прохладою дышал» Родят строку «он листьями шуршал».В обращенном к Жуковскому стихотворении, написанном <напечатанном> в 1821 г., Вяземский, рассуждая о рифмах, использует тот же самый прием:
И, в самый летний зной в лугах срывая розы, Насильственно пригнать с Уральских гор морозы.Рифма («мороза-роза») встречается и в строках нашего поэта в 1827 г., во втором четверостишии восьмистрочного мадригала, начинающегося словами «Есть роза дивная» и адресованного, вероятно, какой-то московской красавице:
Вотще Киферу и Пафос Мертвит дыхание мороза, Блестит между минутных роз Неувядаемая роза…Она встречается как мужская рифма («мороз-роз») и в других четырехстопниках, написанных зимой 1828 г. (строки 1–8 двенадцатистрочного фрагмента):
Как быстро в поле, вкруг открытом, Подкован вновь, мой конь бежит! Как звонко под его копытом Земля промерзлая звучит! Полезен русскому здоровью Наш укрепительный мороз: Ланиты, ярче вешних роз, Играют холодом и кровью.В книге «Пушкин, психология творчества» (Париж, 1928, с. 208) Гофман замечает, что до главы Четвертой, XLII (написанной, я думаю, в первую неделю января 1826 г.) Пушкин никогда не использовал рифму «морозы — розы». См., однако, черновики строфы XXIV.
7Мальчишек радостный народ.Эпитет неуклюже балансирует между двумя семантическими уровнями; Пушкин намеревался сказать «веселый народ», но это не вписалось бы в поэтическую строку. Использование слова «народ» (букв.: «люди», «нация» и т. д.) в разговорном и слегка шутливо-комическом смысле любознательному читателю следует сравнить с неоклассическими вариациями на натурфилософскую тему во «Временах года» (1726–46) Томсона: «пернатый народ», «пернатая нация», «музыкальное племя» и «хрупкая шатия» — все это относится к птицам.
7 Критик, упомянутый в пушкинском примеч. 24, — Михаил Дмитриев, отрецензировавший главу Четвертую и Пятую в «Атенее» в 1828 г.
9«Критик, — пишет Пушкин в рукописной заметке, — читал: „На красных лапках гусь тяжелый / Задумал плыть“ [т. е. не на черных или какого-то другого цвета] — и справедливо замечал, что недалеко уплывешь на красных лапках».
Слово «лапки» (ед. ч. «лапка») здесь не уменьшительное (хотя грамматически выглядит именно так), оно просто служит обозначением ног птицы. Однако в действительности полная форма слова (ед. ч. «лапа», мн. ч. «лапы») звучала бы по-русски лучше в приложении к этой конкретной животной твари в ее активном состоянии (каким бы тяжелым ни был гусь, нет резкой противоположности между его телом и большими плоскими лапами). Лапы птиц вообще, от королька до павлина, а также насекомых (в их зрелом состоянии) и маленьких четвероногих (например, комнатных собачек, кроликов, домашних кошек) правильно называть «лапки». Лапы охотничьих собак, волков, медведей и тигров, больших водоплавающих птиц, страусов, орлов, ястребов и им подобных, так же как и лапоподобные конечности черепах и верблюдов — все это «лапы». Ноги гусениц и детей, подпорки стульев — это «ножки», грамматически представляющие собою уменьшительную форму слова «ноги».
13первый снег.Речь идет о декабре 1820 г., и в романе это первое из трех описаний надвигающейся зимы. Два других описания — в главе Пятой, I (относятся к той же зиме, но увиденной глазами Татьяны) и Седьмой, XXIX — XXХ (ноябрь 1821 г).
Упоминания зимы в editio optima [зд.: полном издании. — лат.] таковы:
Глава Первая, XVI: морозной пылью серебрится его бобровый воротник (ноябрь или декабрь 1819 г.)
XXII: бьющиеся кони, зябнущие кучера
XXVII: радуга на снегу
XXXII: ножка на чугуне камина
XXXV: снег утренний, хрустящий под ногами
Глава Четвертая, XL: карикатура южных зим
XLI: зимних друг ночей
XLII: мороз, катание на коньках, мелькает, вьется первый снег (декабрь 1820 г.)
XLIII: зимнее времяпрепровождение
XLIV: ванна со льдом
XLV–L: ужин у камина (5 янв. 1821 г.)
Глава Пятая, 1: снег выпал наконец (2–3 янв. 1821 г.) (обратите внимание на перекличку с главой Четвертой)
II: простые радости бедняков
III: Вяземский и Баратынский
IV: освещенный солнцем иней, зарею поздней сиянье розовых снегов
IX: ясная ночь, мороз, снег хрустит
XI: зимний пейзаж во сне Татьяны (5 янв. 1821 г.)
XII: сугроб и медведь
XIII: отягченные клоками снега сосны
XIV: снег рыхлый, хрупкий снег
XV: пустынный снег
XX: тьма морозная
XXI: сквозь мерзлое стекло зари багряный луч
XXIV: «метель» в соннике
XXV: возки, кибитки, сани с гостями (12 янв. 1821 г.)
Глава Шестая, XXIV: перелетная метель блестит и вьется под ярким солнцем (14 янв. 1821 г.)
Глава Седьмая, XXIX: наступление зимы (нояб. 1821 г.)
XXX: первый снег на кровле бани
XXXV: зимнее путешествие
Глава Восьмая, XXXIX: завершается зимняя спячка Онегина (с начала ноября 1824 г. до начала апреля 1825 г.)
Это описание наступления зимы — глава Четвертая, XL, 5–14, XLI и XLII, 2, 5–14 — хорошо перевел (лишь с несколькими незначительными неточностями) Эдмунд Уилсон в статье «Памяти Пушкина» в книге «Триумвират мыслителей», переработанное изд. (Нью-Йорк, 1948, с. 34–35).