Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Набоков Владимир Владимирович

<«Кавалеры первой степени, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в Великий капитул, под председательством достопочтенного Великого Магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена.

Непременный секретарь граф И. Борх» пер. с фр. П. Щеголева>.

Я сохранил орфографию. Секретарь — граф Иосиф Борх: его и его жену Любовь, «monde» <«свет»> произвел в образцовую пару, потому что «она жила с извозчиком, а он с кучером». Почтенный гроссмейстер — его превосходительство Дмитрий Львович Нарышкин, чья жена Мария в течение многих лет была любовницей царя Александра I. Высказывалась догадка, что этот «диплом» должен истолковываться

в том смысле, что рогоносцем Пушкина сделал царь. Это не так. Хотя монарх и обращал внимание на Наталью Пушкину еще до ее замужества, считается, что она стала на короткое время его любовницей только после смерти нашего поэта.

То, что письмо писал русский, ясно из попытки замаскировать это (например, изображая французское «и» как русское «и», прописная печатная буква которого похожа на зеркальное отражение «N»); но Пушкин по некоторой так никогда и не выясненной причине решил, что оно было написано Геккерном. Советские графологи доказали (в 1927 г.), что письмо принадлежит Долгорукому, последующие подделки которого — веский психологический аргумент в пользу его авторства. Он входил в окружение Геккерна, а именно в Геккерне и Дантесе Пушкин немедленно увидел главных виновников. 7 ноября он вызвал на дуэль поручика Дантеса; последовал беспокойный период объяснений, и Жуковский, друг Пушкина, сделал все возможное, чтобы уладить конфликт. 17 ноября Пушкин взял свой вызов назад на основании того, что Дантес сделал предложение Екатерине Гончаровой — и вовремя: она была на пятом месяце беременности. Он женился на ней 10 янв. 1837 г. 24 января состоялась таинственная встреча Пушкина с царем. В течение двух недель после своей свадьбы Дантес продолжал искать расположения Натальи Пушкиной при каждом удобном случае.

26 января Пушкин послал оскорбительное письмо нидерландскому посланнику, обвиняя его в том, что он «сводничал своему незаконно рожденному сыну». Это обвинение — совершенно беспочвенно, поскольку Геккерн был закоренелым гомосексуалистом — факт, известный и нашему поэту. По протокольным соображениям, Геккерн воздержался от вызова Пушкина на дуэль — и его немедленно вызвал именно Дантес.

Секундантом Пушкина был его старый лицейский товарищ, подполковник Константин Данзас, а Дантеса — виконт Лорен д'Аршиак, секретарь французского посольства. Поединок состоялся в среду 27 января. Двое саней прибыли в окрестности так называемой Комендантской дачи примерно к 4 часам пополудни; сумерки уже сгущались в морозном воздухе. Пока оба секунданта вместе с Дантесом были заняты вытаптыванием в снегу дорожки длиной в двадцать шагов, Пушкин, завернувшись в медвежью шубу, сидел, ожидая, на сугробе. Секунданты отметили своими шинелями расстояние в десять шагов, и поединок начался. Пушкин сразу прошел свои пять шагов до барьера. Дантес сделал четыре шага и выстрелил. Пушкин упал на шинель Данзаса, но через несколько секунд приподнялся, опираясь на руку, и объявил, что имеет достаточно сил, чтобы сделать выстрел. Его пистолет упал стволом в снег; ему подали другой, и Пушкин медленно и тщательно стал целиться в своего противника, требуя, чтобы тот подошел к барьеру. Удар пули, которая попала Дантесу в предплечье, сбил его с ног, и Пушкин, считая, что он убит, воскликнул «Браво!» и бросил свой пистолет в сторону. Поэта перенесли в стоявшую в некотором отдалении наемную карету, которую прислал сильно обеспокоенный нидерландский посланник. (Геккерн разместился в стоявших позади санях).

Позднее Дантес сделал блестящую карьеру во Франции. В «Возмездии», кн. IV, № VI, этих тридцати прекрасных обличительных звучных александрийских стихах — «написано 17 июля 1851 года, по уходе с трибуны» — Виктор Гюго так оценил членов сената Наполеона III, среди которых был и Дантес (строки 1–2, 7):

Ces hommes qui mourront, foule abjecte et grossi`ere, Sont de la boue avant d'^etre de la poussi`ere. .............................................................. Ils mordent les talons de qui marche en avant. <Bce эти господа, кому лежать в гробах, Толпа тупая, — грязь, что превратится в прах .............................................................. Идущему вперед они кусают пятки. Пер. Г. Шенгели>.

Крайне любопытно, — как это мне удалось узнать из книги барона Людовика де Во «Стрелки из пистолета» (Париж, 1883), с. 149–50, — что сын Жоржа и Катрин Геккерн Дантес, Луи Жозеф Морис Шарль Жорж (1843–1902), был одним из наиболее выдающихся дуэлянтов своего времени. «Барон Жорж де Геккерн… рослый, крупный и грузный, светлые глаза и светлая борода», возглавлявший в шестидесятых годах борьбу против повстанцев в Мексике, «поссорился» в гостинице в Монтерее «с американцем, положившим ноги на стол перед десертом» и дрался с ним на дуэли «по-американски на револьверах, и ранил его в руку… По возвращении во Францию у него состоялась дуэль на шпагах с Альбером Роже. …Все помнят его дуэль с князем Долгоруким, в которой он попал в плечо своего противника после того, как тот стрелял в него с десяти шагов. …Это обаятельный прожигатель жизни… у которого много друзей в Париже и который это вполне заслуживает».

XXX

«Теперь сходитесь.» Хладнокровно, Еще не цля, два врага Походкой твердой, тихо, ровно   ⁴  Четыре перешли шага, Четыре смертныя ступени. Свой пистолетъ тогда Евгеній, Не преставая наступать,   ⁸  Сталъ первый тихо подымать. Вотъ пять шаговъ еще ступили, И Ленскій, жмуря лвый глазъ, Сталъ также цлить — но какъ разъ ¹²  Онгинъ выстрлилъ... Пробили Часы урочные: поэтъ Роняетъ, молча, пистолетъ,

³Походкой твердой, тихо, ровно.Ритм зловещего сближения участников дуэли, подчеркнутый эпитетами, напоминающими глухой звук шагов, любопытно предвосхищен в конце первой части ранней поэмы Пушкина «Кавказский пленник» (1820–27), где главный герой вспоминает своих прежних противников (строки 349–52):

Невольник чести беспощадной, Вблизи видал он свой конец, На поединках твердый, хладный, Встречая гибельный свинец.

Выражение «невольник чести» будет впоследствии в 1837 г. заимствовано Лермонтовым в его знаменитом стихотворении на смерть Пушкина.

¹²Часы.Это также означает время. Время жизни подошло к концу, как если бы часы пробили последний раз.

XXXI

На грудь кладетъ тихонько руку И падаетъ. Туманный взоръ Изображаетъ смерть, не муку.   ⁴  Такъ медленно по скату горъ, На солнц искрами блистая, Спадаетъ глыба снговая. Мгновеннымъ холодомъ облитъ,   ⁸  Онгинъ къ юнош спшитъ, Глядитъ, зоветъ его... напрасно: Его ужъ нтъ. Младой пвецъ Нашелъ безвременный конецъ! ¹²  Дохнула буря, цвтъ прекрасной Увялъ на утренней зар, Потухъ огонь на алтар!...

⁶глыба снеговая.«Глыба» означает больше, чем «ком» — среднее между «комом» и «грудой».

Когда в «ЕО» Пушкина, глава Шестая, XXXI, 4–6, падение Ленского в роковой дуэли иллюстрируется сравнением «Так медленно по скату гор, / На солнце искрами блистая, / Спадает глыба снеговая», мы мысленно рисуем себе, вместе с русским поэтом, русский сверкающий зимний день, но не можем не вспомнить, что в «Фингале» Макферсона, кн. III, Агандекка, убитая Старно падает «как снежный ком, скользя по склонам Ронана». Когда Лермонтов в «Герое нашего времени» (ч. II, «Княжна Мери») сравнивает гору Машук на северном Кавказе (высотой 3258 футов) с мохнатой персидской шапкой или называет другие низкие, заросшие лесом горы «кудрявыми горами», мы вспоминаем часто повторяющиеся «мохнатые горы» в «Поэмах Оссиана» (например, в начале «Дартулы»). И когда Толстой начинает и заканчивает свою изумительную повесть «Хаджи-Мурат» (1896–98; 1901–04) сложным сравнением смерти кавказского вождя с гибелью могучего репейника, мы обращаем внимание на слабое, но несомненное влияние фразы «они упали, подобно головке репейника», повторяющейся время от времени у Оссиана (например, в «Суль-малла с Лумона»).