Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Набоков Владимир Владимирович

^10–14; XXXII, ^9–14Череда несвязных образов, завершающих строфу XXXI — «младой певец», «безвременный конец», «дохнула буря», «цвет прекрасный / Увял», «Потух огонь на алтаре», — намеренное сочетание поэтических условностей, посредством которых Пушкин воссоздает стиль бедного Ленского (ср.: XXI–XXII, последняя элегия Ленского); но богатые и оригинальные метафоры опустелого дома, закрытых ставень, забеленных мелом окон, отсутствия хозяйки (слово «душа» в России — женского рода), в конце строфы XXXII — собственно пушкинские; это как бы образец того, что «он» может сделать.

В 1820-е годы ни Шелли, ни Китс не были еще настолько известны, чтобы их широко читали во французских переводах, подобно значительно более распространенным и более доступно пересказанным Макферсону, Байрону и Муру. Когда Пушкин писал главу Шестую «ЕО», он, конечно, не был знаком с поэмой Шелли «Адонаис», написанной на смерть Китса в июне 1821 г. и в том же году опубликованной. Как и многие другие параллелизмы, упоминаемые в моих комментариях, сходство метафор при изображении смерти Ленского и образов «Адонаиса», VI, 7–9:

Раскрылись лепестки едва-едва, Завистливая буря налетела, И вместо всех плодов — безжизненное тело. <Пер. В. Микушевича>

— легко объяснить логикой литературного развития, зиждущегося на общем источнике древних образов. Пушкинский образ опустелого дома, однако, более оригинален в характерных деталях, чем метафора «ангельской души» как «земной гостьи» в «невинной груди» («Адонаис», XVII).

XXXII

Недвижимъ онъ лежалъ, и страненъ Былъ томный миръ его чела. Подъ грудь онъ былъ на вылетъ раненъ;   ⁴  Дымясь, изъ раны кровь текла. Тому назадъ одно мгновенье, Въ семъ сердц билось вдохновенье, Вражда, надежда и любовь,   ⁸  Играла жизнь, кипла кровь: Теперь какъ въ дом опустломъ, Все въ немъ и тихо, и темно; Замолкло навсегда оно. ¹²  Закрыты ставни, окны мломъ Заблены. Хозяйки нтъ. А гд, Богъ всть. Пропалъ и слдъ.

^1–2Ср.: Браунинг, «После» (1855), монолог дуэлянта, убившего своего противника:

Как державно сиянье чела! Смерть взяла, что могла. Погружен в отрешенность свою, В незнакомом краю Он забыл и обиду, и месть, Все, что было и есть, И в торжественный миг похорон Весь преображен. <Пер. Игн. Ивановского>.

⁸Играла жизнь, кипела кровь.Это привело бы в смущение при переводе даже убежденного буквалиста.

^9–14См. коммент. к главе Шестой, XXXI, 10–14.

^12–146 янв. 1827 г. Вяземский прочитал главу Шестую (привезенную Пушкиным в Москву), и это привело его в восторг. Он восхищался, обнаружив большую проницательность, метафорой опустелого дома (см. письмо, помеченное этим днем к Александру Тургеневу и Жуковскому, которые были за границей).

«Ставни» — складывающиеся дощатые щиты, прикрывающие внутреннюю часть оконной рамы.

XXXIII

Пріятно дерзкой эпиграммой Взбсить оплошнаго врага; Пріятно зрть, какъ онъ, упрямо   ⁴  Склонивъ бодливые рога, Невольно въ зеркало глядится И узнавать себя стыдится; Пріятнй, если онъ, друзья,   ⁸  Завоетъ сдуру: это я! Еще пріятне въ молчаньи Ему готовить честный гробъ И тихо цлить въ блдный лобъ ¹²  На благородномъ разстояньи; Но отослать его къ отцамъ Едва ль пріятно будетъ вамъ?

¹²На благородном расстояньи.Ср.: Байрон, «Дон Жуан», IV, XLI, 4–6:

…в двенадцати шагах Сия дистанция не столь уже близка, Коль с близким другом вас забавы жизни ставят. <Пер. Г. Шенгели>.

Двенадцать шагов — это двенадцать ярдов (тридцать шесть футов), три восьмых от расстояния на дуэли Онегина с Ленским. На самом деле, когда Онегин выстрелил, расстояние между ними было четырнадцать ярдов. На дуэлях, в тех случаях, когда оказывалась задета честь семьи, дистанция могла быть значительно меньше. Так, Рылеев и князь Константин Шаховской стрелялись с расстояния в три шага (22 февр. 1824 г.) — и их пули столкнулись в воздухе.

Пишо (1823) перевел эту строку Пушкина как: «C'est une distance honorable…».

Выражение это не было придумано и Байроном. См. у Шеридана в его глупых «Соперниках», V, III, где сэр Люциус О'Триггер, секундант комического труса по имени Акр, отмеряет шаги и замечает: «Вот это — прекрасная дистанция — настоящая дистанция для джентельмена». (Акр считает «сорок или тридцать восемь ярдов» — это «отличная дистанция» для дуэлянтов, которые не приближаются друг к другу, что допускалось по франко-русскому дуэльному кодексу).

XXXIV.

Что жъ, если вашимъ пистолетомъ Сраженъ пріятель молодой, Нескромнымъ взглядомъ, иль отвтомъ,   ⁴  Или бездлицей иной Васъ оскорбившій за бутылкой, Иль даже самъ въ досад пылкой Васъ гордо вызвавшій на бой,   ⁸  Скажите: вашею душой Какое чувство овладетъ, Когда недвижимъ, на земл Предъ вами съ смертью на чел, ¹²  Онъ постепенно костенетъ; Когда онъ глухъ и молчаливъ На вашъ отчаянный призывъ?