Комментарии к "Петербургским повестям" Н.В.Гоголя
Шрифт:
Рассказчик полностью разделяет оценки Ковалева о происходящем.
В это время выглянул в дверь цырюльник Иван Яковлевич; но так боязливо, как кошка, которую только-что высекли за кражу сала.
Рассказчик передает оценочное отношение Ковалева к цирюльнику.
И после того маиора Ковалева видели вечно в хорошем юморе, улыбающегося, преследующего решительно всех хорошеньких дам и даже остановившегося один раз перед лавочкой в Гостином дворе и покупавшего какую-то орденскую ленточку, неизвестно для каких причин, потому
Приподнятое, легкое настроение Ковалева после пережитого неприятного приключения, связанного с переживаниями.
Портрет
Сквозная тема повести "Портрет" - влияние гипноза и внушения, гипнотическое сознание, внушенная реальность. Повесть состоит из двух сюжетно не связанных между собой частей. Объединяющей для них является идея профанации искусства. В первой части художник Чартков подпадает под воздействие портрета огромной художественной силы, и во время гипнотического видения переживает трагическую судьбу талантливого художника, соблазнившегося успехом и легкими деньгами. Внутренняя динамика первой части повести "Портрет" прямо противоположна тому, что происходит в повести "Шинель". Невзрачный чиновник Акакий Акакиевич сумел превратить рутинное переписывание бумаг в искусство каллиграфии, а талантливый художник Чартков превращает искусство живописи в рутину. Оба героя гибнут от соблазна - Акакий Акакиевич от увлечения шинелью, а Чартков в гипнотическом видении - от профанации своего искусства.
Вторая часть повести - пародийная. Рассказчик отвлекает внимание присутствующих на аукционе ярким лубочным повествованием с занимательными и захватывающими поворотами сюжета, а его сообщник в это время крадет ценную картину. Профанация литературы позволила злоумышленникам совершить преступление.
Но здесь было видно просто тупоумие, бессильная, дряхлая бездарность, которая самоуправно стала в ряды искусств, тогда как ей место было среди низких ремесл, бездарность, которая была верна однакож своему призванию и внесла в самое искусство свое ремесло.
Рассуждения рассказчика словами художника Чарткова о профанации искусства. Резкие оценки Чарткова важны для понимания внутренней динамики повести - у Чарткова высокие требования к себе и своей профессии, он не приемлет идею компромисса ради выгоды и для потакания низким вкусам публики. Легкость, с которой сам Чартков вскоре идет на компромиссы, сделавшись модным художником, могла бы насторожить читателя, поскольку выглядит после этого монолога неестественно и неожиданно.
Портрет, казалось, был не кончен; но сила кисти была разительна. Необыкновеннее всего были глаза: казалось, в них употребил всю силу кисти и всё старательное тщание свое художник. Они просто глядели, глядели даже из самого портрета, как будто разрушая его гармонию своею странною живостью. Когда поднес он портрет к дверям, еще сильнее глядели глаза.
Первое упоминание о великолепном портрете. Дважды использованы словосочетание "сила кисти" и глагол "глядели", дважды упомянуты глаза портрета. Эпитеты "необыкновенный", "странный".
Впечатление почти то же произвели они и в народе. Женщина, остановившаяся позади его, вскрикнула: "глядит, глядит", и попятилась
Эффект повторяется в следующем предложении.
Какое-то неприятное, непонятное самому себе чувство почувствовал он и поставил портрет на землю.
Портрет обладает большой силой воздействия на зрителя. Эпитеты "неприятный", "непонятный".
И почти машинально шел скорыми шагами, полный бесчувствия ко всему. Красный свет вечерней зари оставался еще на половине неба; еще домы, обращенные к той стороне, чуть озарялись ее теплым светом; а между-тем уже холодное синеватое сиянье месяца становилось сильнее. Полупрозрачные легкие тени хвостами падали на землю, отбрасываемые домами и ногами пешеходцев. Уже художник начинал мало-по-малу заглядываться на небо, озаренное каким-то прозрачным, тонким, сомнительным светом,...
Описание передает профессиональный взгляд художника Чарткова. Чартков был наделен способностью видеть краски, свет и игру теней на предметах, не прилагая к этому усилий. Вероятно, у него действительно настоящий талант к живописи.
Парень назывался Никитою, и проводил всё время за воротами, когда барина не было дома. Никита долго силился попасть ключем в замочную дырку, вовсе незаметную по причине темноты.
Эпизод передан глазами Чарткова, ему не приходит в голову, что его слуга попросту пьян. Кроме того, Чартков не высказывает неудовольствия тем, что ему пришлось ждать Никиту. Вероятно, мысли художника заняты другим.
Молодой Чартков был художник с талантом, пророчившим многое: вспышками и мгновеньями его кисть отзывалась наблюдательностию, соображением, шибким порывом приблизиться более к природе. "Смотри, брат", говорил ему не раз его профессор: "у тебя есть талант; грешно будет, если ты его погубишь. Но ты нетерпелив. Тебя одно что-нибудь заманит, одно что-нибудь полюбится - ты им занят, а прочее у тебя дрянь, прочее тебе ни по чем, ты уж и глядеть на него не хочешь. Смотри, чтоб из тебя не вышел модный живописец....
В повествовании неожиданно зазвучал голос другого рассказчика, с характерным собственным строем речи и лексиконом - присутствует инверсия в предложениях, архаические и простонародные слова: "кисть отзывалась наблюдательностию, соображением, шибким порывом приблизиться более к природе. "Смотри, брат", говорил ему не раз его профессор: "у тебя есть талант; грешно будет, если ты его погубишь". По всей видимости, тут звучит речь наставника Чарткова в живописи, профессора, пробившегося из самых низов благодаря своему таланту. "Внушение" опытного профессора легло в основу гипнотического видения, переживаемого в дальнейшем Чартковым.
... повесил перед собой на стену и подивился еще более необыкновенной работе: всё лицо почти ожило и глаза взглянули на него так, что он наконец вздрогнул и, попятившись назад, произнес изумленным голосом: глядит, глядит человеческими глазами!
Третье упоминание огромной силы воздействия портрета.
Это было уже не искусство: это разрушало даже гармонию самого портрета. Это были живые, это были человеческие глаза! Казалось, как будто они были вырезаны из живого человека и вставлены сюда.