Комментарий к роману Чарльза Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба»
Шрифт:
з) Легче объяснить историческую осведомленность Сэма, когда мистер Пиквик с потайным фонарем напоминает ему Гая Фокса(гл. 35› XXXIX). Гай (Гвидо) Фокс — один из участников так называемого «порохового заговора», подготовленного католиками и направленного против короля Якова (Джеймса) I Стюарта (1605 г.). Заговорщики успели заложить огромное количество пороха под здание парламента и рассчитывали взорвать его, когда король появится в нем для произнесения тронной речи. Один из заговорщиков, желая спасти своего друга, члена парламента, который погиб бы во время взрыва вместе со всем высоким собранием, предупредил его весьма таинственным письмом, что и привело к раскрытию заговора. Гай Фокс должен был произвести самый взрыв и, кроме того, обнаружил большое мужество, находчивость и упорство в достижении цели; поэтому, хотя он не был главою и центром заговора, его фигура стала предметом исключительной ненависти. Он был казнен вместе с другими, но именно с его именем связан был установившийся
29
«Хон... умирает; и прислал вчера Крукшенка [Джордж — известный художник-график, один из иллюстраторов Диккенса] с просьбой, чтоб я зашел повидаться с ним, так как последнее время он читает только мои книги и поэтому хочет повидаться со мною и пожать мне руку, прежде чем (как сказал Джордж) “ отойдет”» (из письма Диккенса 1842 г.).
и) Указание на шестипенсовые книжки с портретом Никсона(гл. 39, XLIII), которое делает Сэм, сравнивая отца с этим «ясновидящим», кажется естественным в устах Сэма Уэллера. — Роберт Никсон, известный также под именем Чеширского прорицателя и слывший астрологом, считался автором популярных в начале XIX века брошюрок, воспроизводивших разного рода предсказания, сделанные будто бы в конце XVII и начале XVIII века и тогда уже им опубликованные. Но есть основания предполагать, что эти брошюрки были мистификацией и что в действительности никакого Никсона вообще не существовало (ср. W. Hone, The Table-Book, July).
к) В обществе друзей и профессиональных собратьев своего отца Сэм Уэллер обнаруживает новую сторону своей одаренности (гл. XLIII). Он выступаете качестве певца и исполняет балладу о разбойнике Терпине. Дик Терпин(настоящее имя — Джек Палмер, Palmer) — один из самых видных героев уголовной истории Англии эпохи расцвета разбойничества (XVII-XVIII вв.), которое распространилось по всем дорогам, терроризировало путешественников и дало материал бесконечному количеству романов, начиная уже с XVIII века. В свое время пользовалась популярностью вышедшая в 1834 г. повесть подражателя В. Скотта У. Эйнсуорта (1805—1882) «Руквуд», романтизирующая Терпина. Терпин, мясник, конокрад, контрабандист. разбойник, был повешен в 1739 г. за убийство лесного сторожа. Он жил в самом Лондоне и отсюда предпринимал свои экспедиции на прославленной его похождениями кобыле Черная Бесс(ласковое имя, соответствует нашему «Лизочка»), упоминаемой в балладе Диккенса. Хаунсло — городок в десяти милях на запад от Лондона, в XVIII веке был важным центром каретного сообщения, так как здесь находилась первая станция карет, шедших на юг и на Бат. К западу от города простирался огромный пустырь, служивший местом расположения военных лагерей и дававший приют разбойничьим шайкам, — Хаунсло-Хит. В «Пиквике» упоминаются и другие места похождений Терпина: Портюгел-стрит, Хорнси, Хэмстедский пустырь, самый Хэмстед и, в частности, гостиница «Испанцы», где долго показывали конюшню, в которой Терпин держал свою Черную Бесс.
л) Музыкальную образованность у Сэма заставляет предположить еще один, более тонкий пример. « Долой же меланхолию!» — восклицает он, цитируя школьника, «сказавшего» это по поводу смерти учительницы [30] (гл. 40, XLIV). Словами «Долой же меланхолию» начинался куплет, певшийся на мотив из «Волшебной флейты» Моцарта (см. Энциклопедию Хейуорда). В «Нашем общем друге» Диккенс приводит этот куплет, который приблизительно можно передать так:
30
Этот пример, кстати, проливает свет на метод, каким Диккенс строит «изречения» Сэма Уэллера.
Диккенс цитирует слова «Долой же меланхолию», кроме того, в «Дэвиде Копперфилде» и в «Лавке древностей», причем в последнем случае сопровождает их следующим пояснением: «Долой же меланхолию» — пьеса, «которая, будучи исполнена на флейте в постели, в очень медленном темпе, да еще джентльменом, не совсем освоившим этот инструмент и повторяющим одну ноту бессчетное количество раз, прежде чем нащупать следующую, — производила довольно тяжелое впечатление» [31] .
31
Перевод
м) Доказательством хорошего знакомства Сэма с театром могут послужить, при всей их общности, выражения, которыми Сэм вводит молодую чету Уинклей к мистеру Пиквику во Флитской тюрьме: «Ну вот, представление начинается! Гонг! Занавес поднимается, входят два заговорщика» (гл. 43, XLVII).
н) Не случайно также на вопрос миссис Клаппинс, почему бы мистеру Пиквику не жениться на миссис Бардль, Сэм отвечает: «Да! Вот в чем вопрос!» (гл. 23, XXVI). Если бы Диккенс не намеренно вложил в уста Сэма именно цитату, он так или иначе переделал бы слишком общеизвестную формулу «Гамлета». Свое знакомство с Шекспиром Диккенс непосредственно, то есть не вкладывая в уста действующих лиц, обнаруживает, кажется, всего один раз — в названии главы восьмой [в наст, издании — седьмой. Ред.], «иллюстрирующей положение, что путь истинной любви — не гладкий рельсовый путь». Это явная пародия на строку из «Сна в летнюю ночь»: «Путь истинной любви — не гладкий путь» (акт 1, сц. 1, 134).
о) Несомненно, должна быть литературного происхождения ссылка Сэма на приставную лестницу(гл. XLIV), которую соорудил Робинзон Крузо и с которой Сэм сравнивал откидные ступени докторской кареты («Робинзон Крузо», изд. Academia, стр. 99, 162).
п) Наиболее разительным примером образованности Сэма является одна его литературная ссылка, составленная так, что она явно не могла быть взята из вторых рук и служит только доказательством его собственной начитанности. По дороге из Бирмингема в Лондон, в неуютный дождливый день, Сэм развлекает Боба Сойера разговорами и, между прочим, сравнивает форейторов с ослами. При этом он добавляет, что никто не видел мертвого осла за исключением джентльмена в черных шелковых панталонах, знавшего молодую женщину с козлом (гл. 46, LI). Маленький эпизод с мертвым ослом рассказан в «Сентиментальном путешествии» Стерна: Йорик во время своего путешествия во Францию натолкнулся на труп осла, лежавший посредине дороги. Там же рассказано о молодой женщине, лишенной рассудка и водившей с собою собачку вместо козлика. Однако этот второй эпизод никак не связан с первым, находятся они в разных местах книги и относятся к разным моментам путешествия. Характеристика Йорика как джентльмена в черных шелковых панталонах могла быть составлена на основании некоторых указаний, находившихся в третьем месте. Таким образом, требуется хорошее знание этого произведения Стерна, чтобы связать все три момента воедино! Но и это еще не все. Встреча с указанной девушкой (Марией) прямо относит читателя к встрече с нею дяди Тоби, о которой рассказано в «Тристраме Шенди» Стерна, и, в частности, здесь говорится, что девушка была «с собачкой вместо козлика», именно потому, что в «Тристраме Шенди» она была с козленком, как и в ссылке Сэма Уэллера. Надо предполагать поэтому, что и это произведение — одна из любимых книг Диккенса, знакомая ему с детства (ч. 1), — было известно разностороннему Сэму. Это пожалуй, факт наименее примиримый с характеристикой Сэма как кокни, если верны те характеристики кокни, которые даются другими писателями, начиная с автора «Эвелины» (ч. 30).
IV. ПРАВА И АДМИНИСТРАЦИЯ
ЧАСТЬ 32
Джентри и некоторые титулы
Демонстрация Сэмом своей образованности находится в заметном контрасте со скромностью членов клуба, которые все именуются у Диккенса эсквайрами(гл. 1). Этот титул, как и титул джентльмена, употребляется в «Пиквике» уже не применительно к людям благородного происхождения — представителям джентри, а применительно к представителям наиболее культурного слоя «среднего класса». Выступавшая в качестве «среднего класса» буржуазия, оттесняя старое джентри и отнимая у него прежнее неограниченное политическое влияние, в то же время во многом подражает ему и быстро усваивает его внешние манеры, конвенциональные формы обращения, титулование и т. п.
Выбрав своих героев из лондонской буржуазной среды, Диккенс пускает их путешествовать по стране, где джентри еще играло роль, и если бы Диккенс был более историчен, он свел бы лицом к лицу это прежнее «среднее» дворянство с новым «средним классом». Но он только мимоходом упоминает провинциальное джентри и заставляет читателя самого вспомнить историю, если тот хочет конкретно представить себе атмосферу, в которой разыгрывались приключения пиквикистов. Водя своих героев по провинции, Диккенс не интересуется ни историей, ни археологией, ни наличным соотношением социальных сил и преследует только одну цель: показать, как действует на местах английская правовая и административная машина, причем все формы ее он предполагает читателю известными. Между тем, связав себя хронологическими рамками он, как мы видели, выходит за их пределы и потому даже осведомленного читателя ставит иногда в затруднительное положение. Тем больше трудностей и даже загадок встретит читатель другой страны, другой истории и радикально новой эпохи. Замечания, которые наш читатель найдет ниже, — о джентри, конституционных правах, устройстве английских городов, а также о суде и судебном процессе, не дают, конечно, исчерпывающего ответа на вопросы, которые могут возникнуть в связи с названными темами, и касаются только тех пунктов, которые прямо затронуты в «Записках Пиквикского клуба».
Эсквайр(лат. scutarius) — в первоначальном значении — щитоносец или оруженосец; вооруженного рыцаря сопровождали два эсквайра; в иерархии рыцарства эсквайр занимал среднее положение между рыцарем и пажом. С течением времени многие владельцы рыцарских поместий стали уклоняться от получения рыцарского звания, так как, с одной стороны, от этого не зависело ни право владения, ни влияние в графствах, а с другой стороны, с получением звания были связаны значительные пошлины; владельцев таких поместий называли эсквайрами.