Коммуникативные агрессии XXI века
Шрифт:
Сидоров В. А., Нигматуллина К. Р. Ценностная поляризация медиасферы России: тенденции и признаки // Zeitschrift f"ur Slavische Philologie. 2016. Т. 72. № 2. С. 413–447.
Сморгунов Л. В. Сравнительная политология в поисках новых методологических ориентаций: значат ли что-либо идеи для объяснения политики? // Полис. 2009. № 1. С. 118–129.
Соловей В. Д. Информационная война и медиаманипулирование: что, почему, кто // Российская школа связей с общественностью: ежегодный альманах. 2015. Вып. 6. C. 108–127.
Тульчинский Г. Л. Объяснение в политической науке: конструктивизм vs позитивизм // Публичная политика. 2017. № 1. С. 76–98.
Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. № 1. С. 35–67.
Aboujaoude, E., Savage, M. W., Starcevic, V. & Salame. W. O. Cyberbullying: Review of an old problem gone viral. Journal of Adolescent Health, 2015.
Bandura A. Psychological mechanisms of aggression. See Geen & Donnerstein 1983.
Baron R. A., Richardson D. R. Human Aggression. New York: Plenum. 2nd ed., 1994.
Berkowitz L. Pain and aggression: some findings and implications. Motiv. Emot, 1993.
Bushman B. J., Anderson C. A. Is it time to pull the plug on the hostile versus instrumental aggression dichotomy? Psychological Review, 2001.
Coleman, G. Phreaks, Hackers, and Trolls: The Politics of Transgression and Spectacle. The Social Media Reader, 2012.
Collins A. M., Loftus E. F. 1975. A spreading activation theory of semantic processing. Psychological Review, 1975.
Collins Dictionary (No Date) Troll | Definition, Meaning & More | Collins Dictionary. Available at: http://www. collinsdictionary.com/dictionary/english/troll, accessed March 2, 2018.
Dahlberg, L. The Internet and Democratic Discourse: Exploring The Prospects of Online Deliberative Forums Extending the Public Sphere. Information, Communication & Society, 2001.
Datat , B. Belling the Trolls: Free Expression, Online Abuse and Gender. Open Democracy. August 30, 2016.
Eveland, W. P., & Hively, M. H. Political discussion frequency, network size, and “heterogeneity” of discussion as predictors of political knowledge and participation. Journal of Communication, 2009.
Farrell T. Constructivist Security Studies: Portrait of a Research Program // International Studies Review. 2002.
Hmielowski, Jay D., Hutchens Myiah J. & Cicchirillo, Vincent J. Living in an age of online incivility: examining the conditional indirect effects of online discussion on political fal ming. Information, Communication & Society. 2014, 17 (10).
Huesmann L. R. The role of social information processing and cognitive schema in the acquisition and maintenance of habitual aggressive behavior. See Geen & Donnerstein 1998.
Lindsay, M., & Krysik, J. Online harassment among college students. Information, Communication & Society. 2012, 15(5).
Meng"u, M., Meng"u S. Violence and Social Media. Athens Journal of Mass Media and Communications, 2015, 1 (3).
Phillips, W. This Is Why We Can’t Have Nice Things: Mapping the Relationship between Online Trolling and Mainstream Culture. Cambridge, MA: MIT Press, Information Society Series, 2015.
Roberto, A. J., & Eden, J. Cyberbullying: Aggressive communication in the digital age. In T. A. Avtgis, & A. S. Rancer (Eds.), Arguments, aggression, and conflict: New directions in theory and research (pp. 198–216). New York, NY: Routledge, 2010.
Tedeschi J. T, Felson R. B. Violence, Aggression, & Coercive Actions. Washington, DC: Am. Psychol. Assoc, 1994.
Wendt A. Constructing International Politics // International Security. 1995. Vol. 20. No. 1. P. 71–81.
Yanikkaya, B. G"undelik hayatin suretinde: "oteki korkusu, g"orsel siddet ve medya [The representation of daily life: the fear of the others, visual violence and the media]. In B. Coban (Ed.), Medya, Milliyetcilik, Siddet [Media, Nationalism, Violence]. Istanbul: Su, 2009.
Zillmann D. Arousal and aggression. See Geen & Donnerstein 1983.
Глава 1.2.
Коммуникативные агрессии в ценностно-политическом дискурсе российских сетевых сообществ
Заводя разговор о политическом дискурсе современной России и роли СМИ в его поддержке, необходимо принять во внимание ценностный аспект рассмотрения темы. Сложная структура политического дискурса невозможна без идеологического насыщения функционирующих в его рамках коммуникаций, а это, в свою очередь, выводит нас на ценностный уровень, ведь идеология – это «система ценностей, которая легитимирует существующий в данном обществе порядок господства» 61 . В то же время невозможно отметать коммуникационно-лингвистический уровень дискурса, на котором «нет иной объективности, кроме той, которая устанавливается в самых глубинах субъективного» 62 . Таким образом, мы выделяем два важных аспекта затрагиваемой проблемы, первый из которых связан с ценностной обусловленностью коммуникаций в политическом дискурсе, а второй – с речевыми практиками, с помощью которых эти коммуникации реализуются. Коммуникативные агрессии, в свою очередь, также реализуются на указанных уровнях: с одной стороны, они, как следует из термина, коммуникативные, то есть реализуются в речевых практиках, с другой – идеологические, следовательно, ценностно насыщенные. Так что сам термин «коммуникативные агрессии» подразумевает наличие двух уровней – «коммуникативного» и «идеологического», соединение которых рождает предмет нашего изучения.
61
Ирхин Ю.В., Зотов В.Д., Зотова Л.В. Политология. – М., 2002. URL: https:// textbooks.studio/uchebnik-teoriya-politiki/politicheskie-ideologii-kak-sistemyi.html
62
Бенвенист Э. Общая лингвистика / пер. с фр. – М., 1974. С. 14.
Переходя к теме коммуникативных агрессий в политическом дискурсе, необходимо помнить, что «дискурсивное формирование общества вызвано отнюдь не свободной игрой в головах людей. Это следствие их социальной практики, которая глубоко укоренена и сориентирована на реальные, материальные социальные структуры» 63 . Если рассматривать дискурсивные практики как речевые, насыщенные идеологически (именно через дискурс выражаются ментальности и политические идеологии 64 ), то коммуникативная агрессия в политическом дискурсе обусловлена идеологически. И причиной тому сама сложившаяся в современной российской медиасфере система двух противоборствующих дискурсов – сакрального и профанного 65 . Не вдаваясь в подробности, выделим лишь основные черты сакрального и профанного дискурсов: сакральный дискурс стремится к однозначности установленных в нем знаков, допускает приоритет веры над знанием, постоянно подтверждает себя как для социума в целом, так и для индивида в частности, тяготеет к консервативным ценностям; профанный дискурс горизонтален в структуре и проявлениях (допускает интерпретации и дискуссии), признает легитимным лишь легальное, тяготеет к либеральным ценностям.
63
Fairclough N. Analysing Discourse: Textual Analysis for Social Research. – London, 2003. P. 37.
64
Вежбицкая А. Семантика, культура и познание: общечеловеческие понятия в культуроспецифичных контекстах // Thesis. Вып. 3. – М., 1993. С. 196.
65
Более подробно см. главу настоящей монографии «Идеологизация языка агрессии в российских СМИ: политологический ракурс».
Понимание ценностно-политического дискурса современной России как единства и борьбы внутри него сакрального и профанного восходит к теории постструктурализма, в которой дискурс рассматривается в качестве совокупности артикуляционных практик. Чем крупнее масштабы, тем более явственна гетерогенность этих практик; связи между ними в рамках одного дискурса не ослабевают, но появляются другие дискурсы со своими артикуляционными практиками. Чем ближе дискурсы друг к другу предметно, тем больше вероятность их борьбы между собой за монополию в интерпретации действительности. Необходимость установки монополии начинается там, где дискурсы сближаются друг с другом предметно и начинают бороться за установление согласия в его грамшианском понимании – как средства гегемонизации 66 . Напряженность и потенциально следующая за ней агрессия возникают там, где один и тот же элемент может быть означен по-разному в разных дискурсах. Тем самым вызывается диссонанс между несхожими образами.
66
Грамши А. Избр. произв. в 3-х тт. Том третий / пер. с ит. – М., 1959. С. 64.