Коммунизм и фашизм: братья или враги
Шрифт:
7. Автаркия и отказ в свободе выезда за границу.
8. Централизованная и плановая экономика с контролируемым потреблением.
9. Личная диктатура вождя.
По нашему мнению, допустимо предположить, что все эти качества, присущие гитлеровскому режиму, были бы с той же жестокостью осуществлены в Германии и руководством КПГ или революционными национал-социалистами и национал-большевиками, в случае их прихода к власти, для чего первые должны были быть менее зависимы от Москвы, а вторые более оригинальны, бесстрашны и активны.
Глава 2. Феномен «неосоциализма» в межвоенной Европе
Вадим Лифшиц
Системный кризис, пережитый социал-демократическим движением между двумя мировыми войнами, был связан не только с потрясением устоев европейского гражданского общества, в котором социал-демократия только и способна существовать, но и с появлением новых, революционно-тоталитарных антикапиталистических движений, предложивших свои версии «социализма» (классово-авангардистскую диктатуру в СССР, национал-авангардистскую в Италии и особенно в Германии). Социал-демократия оказалась жестко зажата между коммунизмом и фашизмом. И хотя СДП в основном преодолели трудности обновления на традиционных рельсах демократического социализма (более радикального в Южной Европе, более умеренного — в Северной), крупные пласты соцдвижения смыкались с тоталитарными конкурентами. Одни, догматизируя марксизм, сближались с коммунистами, другие, отходя от марксизма, интегрировались в фашизм.
Ко второй категории относилось течение неосоциалистов, идейные основы которого сформулировал лидер Бельгийской рабочей партии Анри де Ман. В его книге «По ту сторону марксизма» закладывались опорные конструкции новой социальной философии:
— перенос идеологического «центра тяжести» с экономической проблематики на морально-этическую: высвобождение духовных энергий трудового народа, гуманистическое преобразование социальных отношений в духе свободы, справедливости, братства и сотрудничества;
— сильное корпоративно-социалистическое государство, регулирующее общественные отношения в интересах трудящихся;
— новая концепция социалистической экономики: национализация монополизированной крупной промышленности и кредитной системы при сохранении мелких и средних производств в частных руках — но при включении их в систему общенационального планирования (экономические воззрения неосоциалистов зачастую кодировались термином «План»);
— корпоративное управление социалистическим сектором;
— государственные социальные гарантии: сокращение рабочего времени, повышение трудовых доходов, социальное страхование и т. д.;
— национальный патриотизм как духовная самоценность и как «защитный вал», ограждающий вынужденно автаркичную социалистическую экономику.
Идеи Анри де Мана были решительно осуждены коммунистами, усмотревшими в них «буржуазно-фашистский реформизм». Враждебную настороженность проявило и большинство социал-демократов — из-за отхода от марксизма и очевидного сходства с экономической системой фашистской Италии (национализм, корпоративизм, автаркия и т. д.). Но часть социалистов поддержала эту далеко идущую идеологическую реформу. Наиболее сильная поддержка была встречена во Франции.
Чтобы понять, почему именно здесь, полезно кратко очертить французские антисистемные силы межвоенного периода.
Французская компартия — идеологически вполне ортодоксальная — обладала рядом позитивных особенностей, в полной мере проявившихся под руководством Мориса Тореза и Жака Дюкло. С начала 1930-х гг. центральное место в ее политике фактически заняли защита парламентарных свобод от консервативно-авторитарных сил, борьба за социальные реформы «в рамках капитализма» и внешнеполитическое противостояние гитлеровской агрессии. В массовом сознании французский коммунизм виделся не столько тоталитарным движением большевистского «нового типа», сколько «покрасневшим радикализмом», неким продолжением якобинства, относительно
Французский фашизм также явно не соответствовал классическим образцам. «Мятежные лиги» — «Французское действие», «Патриотическая молодежь», «Французская солидарность», «Франсисты» — занимали не консервативно-революционные, а правоконсервативные позиции, стремясь воссоздать феодально-клерикальный «старый режим» («Французское действие» Шарля Морраса прямо выступало за реставрацию монархии). Первоочередными их установками было максимальное усиление исполнительной власти, отмена политических свобод, постепенная ликвидация парламентаризма. Нечто сходное с их идеалом осуществилось при вишистском режиме маршала Филипа Петэна.
Узкая социальная база фашистских лиг в основном к осколкам феодальной аристократии, ультраконсервативным кругам чиновничества и офицерства, ортодоксальным клерикалам и правоэкстремистски настроенным финансистам и промышленникам. Военизированные крылья «мятежников» (типа «Королевских молодчиков» из «Французского действия») рекрутировались из молодежи названных социальных групп и люмпенов, привлеченных идеологией и практикой социального патернализма. Единственным массовым движением, в которое активно внедрялись фашисты, был союз ветеранов I Мировой войны «Боевые кресты» — сильный организационно и морально («Едины как на фронте!»), но весьма аморфный идеологически. Феодально-реставраторская идеология решительно отторгалась не только французским пролетариатом, но и мелкобуржуазными массами, верными демократическим традициям и политическим идеалам 1789 г. Миллионы крестьян, ремесленников, мелких предпринимателей и торговцев, социальный статус, политическое влияние и экономические возможности которых были завоеваны Великой Французской революцией, ненавидели «старый режим» и были опорой лево буржуазной партии радикалов, костяком Третьей республики.
Консервативно-клерикальный французский фашизм не соединял революционной идеологемы с массовым движением и потому не обладал не обладал «мотором», подобным тому, что привел к власти НСДАПили «Фашо ди комбатименто» (соответственно, абсолютно закономерным оказался провал антиреспубликанского путча 6 февраля 1934 г.). Однако фашистская революционность была востребована в начале 1930-х гг. в кругах СФИО — массовой соцпартии, связанной с рабочим движением и влиятельной в мелкобуржуазных средних слоях. Эту роль сыграли неосоциалисты, лидеры которых во главе с Марселем Деа и Адриеном Марке прорвали кольцо «старомарксистской» догматики, замыкавшей партию в устаревшей системе координат. Взамен они глубоко развили идеи де Мана.
После раскола 1920 г., когда радикальное крыло партии образовало ФКП, в СФИО преобладали центристы во главе с Леоном Блюмом и Полем Фором. Их идеология продолжала марксистскую традицию в интерпретациях Жана Жореса и Жюля Геда. В принципе признавая социалистическую революцию и диктатуру пролетариата, центристы относили их на неопределенное будущее — в зависимости от созревания «объективных условий» (как известно, так и не «дозревших»). В практической политике СФИО вела парламентскую и внепарламентскую борьбу за укрепление демократических институтов, расширение социальных и профсоюзных прав, отстаивала текущие потребности трудящихся (причем приоритет отдавался парламентской деятельности). Периодически социалисты вступали в коалицию с партией радикалов.