Коммунизм
Шрифт:
— Не, — ответил я. — Людей слишком много.
— Везде людей хватает, — типа огрызнулась она. — Москва, ёпэрэсэтэ!
— Да поинтересней что-нибудь надо.
Мы ехали, ехали, а ничего интереснее не встречалось. Я уже было решил, что у следующего же торгового центра обязательно торможу, и плевать на всё, как вдруг словно залпом лазера очи мои пронзило слово, которое я, быть может, и не вполне подозревая об этом, всем сердцем жаждал увидеть. Слово это было «Солярий», и оно, в одном ряду с двумя другими, «Сауна» и «Тренажёры», значилось под более крупной вывеской «Фитнес-центр «Надежда».
Ну как ещё назвать это, если не знаком судьбы! Когда ещё можно будет разжиться новым агрегатом для опытов, если не сейчас? Я вдруг с радостью осознал, что и «Газель» этим утром мне сам коммунистический ангел подсунул. В иномарку-то эту гробину хер бы засунули, а в «Газель» — пожалуйста.
— Вижу! — завопил во всё горло, ударяя по тормозам. — Вот оно, буржуйское логово!
Мы спешно высыпали из автомобиля. Гарибальди осмотрелся и как-то интересно прищурился, вглядываясь в это же самое слово — «Солярий». С усмешкой взглянул на меня.
— Ты думаешь возместить здесь потерю оборудования?
— А почему нет?
— Ну, как знаешь, — улыбнулся он.
Как знаешь… Чёрт, да я же вижу, что ты рад до жопы! Сам, небось, предложить хотел, да постеснялся.
Пару секунд спустя всей развесёлой кодлой мы вломились внутрь фитнес-центра. Охранника в строгом костюме и с галстуком я вырубил ударом приклада в голову — он, кстати, здоровый бугай был, — девке на ресепшене, собиравшейся заорать благим матом, сделать это запретила Кислая, пригрозив движением ствола, а пожилая уборщица, водившая по полу шваброй, в силу преклонного возраста и пришедшего с ним жизненного опыта лишь негромко охнула и присела на топчан, явно не пытаясь испортить нам праздник.
Гарибальди оставил девок у входа, а мы втроём рассредоточились по зданию.
Я вбежал по лестнице на второй этаж и стал пробираться по кривому и витиеватому коридору к тому помещению, где согласно указателям, должны были размещаться камеры для загара. Время от времени постреливал в потолок — всё же мы сюда выбрались не только за оборудованием, но и для того, чтобы сеять панику.
Помещение вскоре обнаружилось: деваха в голубом халатике, видимо работница заведения, принялась что-то панически бормотать, про тяжёлые времена, нехватку клиентов и отсутствие денег в кассе. Я рыкнул на неё, она забилась в угол.
В комнате стояли три солярия, и все, как я понял, были включены. Вот вам и отсутствие клиентов — начало дня, а у них уже свободных мест нет.
Все три были абсолютно одинаковыми, так что над выбором особо думать не приходилось. Я подошёл к крайнему и приподнял крышку.
Первым делом в глаза бросились сиськи. А вот то, что посередине, и по идее вроде бы интереснее, в глаза почти не бросилось — лобок был начисто выбрит и лишён таким образом заметности и привлекательности. Обнажённая девушка, блондинка, лёжа на спине вот как есть, даже без стрингов, принимала солнечные ванны. Видимо, она задремала, потому что на моё появление никак не отреагировала. Ввалившиеся вслед за мной в комнату Гарибальди с Пятачком тоже с интересом стали рассматривать неожиданное ню.
— А она ничё! — повернулся я к ним. — Зацените, какие формы! Грудь не меньше третьего размера.
Деваха наконец очухалась, встрепенулась, завизжала и, махом вскочив, перемахнула через борт. Из двух других камер с разницей в три секунды тоже повыскакивали девушки. Одна из них так же оказалась голой, вторая была в трусиках. Уже ради этого зрелища стоило сюда заглянуть.
Все три голосили.
— Ой, не надо, не насилуйте нас! — громче других звучал голос моей блондинки. — Я чеченцев всегда любила, у меня мама в Чечне жила. У меня СПИД к тому же.
Вот тупая! Чеченцы сейчас самые крутые да борзые в России, какой им резон теракты устраивать. Они тебя и так купят.
— Эй, ты! — выглянув в коридор, позвал я работницу центра. Она всё ещё тряслась от страха в углу. — Иди, отключи солярии.
Засуетившись, баба принялась нажимать на кнопки.
Голые девки бочком выбрались в коридор и дали дёру.
— Его поднять можно? — спрашивал я у сотрудницы центра. — Он не закреплён там, снизу?
— Чего? Чего? — бледная, покрывшаяся испариной переспрашивала она раз за разом.
Я махнул на неё рукой. Мы с Пятачком проверили — солярий с места двигался. Ну вот и славно.
— Ну чё, — кивнул я ему, — дрогнули!
— Надо бы местных заставить, — буркнул тот, хватаясь за край. — А то чё мы как батраки последние.
— Да ладно, они и так обосрались все.
Антону тоже пришлось помочь нам. Мы спустили камеру вниз, выбрались на улицу, запихнули её в фургон «Газели».
— Одна граната всего осталась, — вроде как посетовала Кислая.
— Швыряй, не жалей! — ответил я.
Она вопросительно взглянула на Антона, тот безмолвствовал.
Кислая вернулась в фитнес-центр, отправила всех работников на второй этаж и, бросив в холле гранату, выскочила наружу. Раздался взрыв.
— И у меня последняя кипа! — воскликнула Белоснежка, подбрасывая над головой листовки. — Летите, летите, голуби мира!
— Надо было по компьютерам пострелять, тренажёры попортить, — запоздало высказывал я сожаление.
— Хватит, — буркнул Гарибальди. — Заканчиваем. За нами и так уже гонятся.
— Да вроде нет пока, — возразил Пятачок.
— Не сомневайся, гонятся.
То ли действительно он был в этом уверен, то ли поддерживал нас таким образом в тонусе.
Мы тронулись.
Буквально через пять минут в безлюдном переулке я высадил переодевшуюся Белоснежку — она засеменила меж домов к ближайшей станции метро. Ещё несколько минут спустя — Пятачка и Кислую.
С Антоном мы доехали до гаража, там выгрузили солярий и сумку с оружием. Попрощались — неторопливо, устало, с явным удовлетворением от выполненной работы он поплёлся домой.