Коммунизм
Шрифт:
Когда я разжал руки и приподнялся над ней, она не пошевелилась. Какое-то время я ждал от неё сюрпризов и был готов вновь обвиться вокруг её шеи, но Кислая лежала без движений. Даже дыхания не было слышно.
Я поднялся на ноги, перевернул её на спину и подёргал Наталью из стороны в сторону за подбородок. Потом залепил ей пощёчину. Кислая смотрела застывшими глазницами куда-то сквозь меня и признаков жизни не подавала. Я понял наконец, что она мертва.
Пистолет валялся буквально в полуметре от нас — видимо, она потеряла его из виду, потому что дотянуться до него труда не составляло. Я сходил в ванную, умылся, попытался успокоиться и привести мысли в порядок. Сделать это получалось непросто: меня испепеляло горькое и бессильное сожаление. Самым сложным было смириться с простым, но абсолютно удручающим пониманием: всё, что было раньше, перечёркнуто, ты один наедине с агрессивным миром, никакой теплоты, никакой поддержки, никакой любви, реальной и желаемой. Словно у меня отрубили ногу или вырезали лёгкое.
Как же ты могла так запутаться, глупое и безвольное существо?
Вместо успокоения на меня накатила волна злобы и мщения. Я схватил сотовый, нашёл в списке контактов Брынзу и нажал на кнопку дозвона. Механический женский голос обломал: «Абонент отсутствует или временно недоступен».
Гнида. Трусливый пидар. Номер успел сменить! Всё равно я тебя достану, где бы ты ни был, мерзкое нэпманское отродье.
Лишь вылив в себя остатки вина и пива, я смог немного успокоиться. Стоило подумать о том, куда девать тело Кислой. Во-первых, с минуту на минуту могла заявиться Наташина мать. Хорошо, если она уехала куда с ночёвкой, а что если лишь отправилась к подруге на пару-тройку часов, чтобы дать возможность дочери провести романтическое свидание?
Впрочем, нет. Кислая настраивалась на мокрое дело, значит, не могла отослать мать лишь на пару часов. Она отправила её на всю ночь.
Но, во-вторых, и это самое главное, заявиться сюда могли мои кореша по Комитету. Вот это уже без сомнений. Им же надо как-то избавиться от моего трупа. Они должны были это продумать, так всегда делается, Кислую не оставили бы одну. Значит, что получается? Кто-то пасёт сейчас на улице эту хату. Кто? Вероятнее всего, Пятачок с Белоснежкой. Пятачок уж точно в деле, его недавний визит ко мне это подтверждает. Белоснежка как бы ещё под сомнением, но если пораскинуть мозгами, то куда она могла соскочить? Это же обыкновенная практика: если один из Звёздочки облажался (а я, по их недоразвитым понятиям, видите ли, облажался), то остальные подчищают территорию и искупают вину. Я же сам подобным занимался.
Итак, двое: Пятачок и Белоснежка. Может присутствовать ещё кто-то? Теоретически да, но целую кодлу в засаде держать накладно. Кто-то из звеньевых с ними на связи, это, возможно, и сам Брынза — в случае, если дело пойдёт по незапланированному сценарию, они могут прислать ещё народ, но пока исполнять праведную месть должны только бойцы из Звёздочки. Так что думаю, только эти двое. Даже уверен. Ну, это ещё куда ни шло. Это я ещё повоюю.
Я сидел на кровати и напряжённо обдумывал план дальнейших действий. Как она должна передать им сигнал? Выставить герань на подоконник, гы? Или просто позвонить? Пожалуй, звонка было бы достаточно. Алло, привет. Индюк в духовке, приходите на именины. Так, допустим, она должна позвонить им до девяти вечера, девять — это дэдлайн. До девяти должно быть всё сделано. Если нет звонка, то что дальше? Они звонят сами или просто поднимаются сюда со стволами?
Я бросил взгляд на круглый циферблат часов, что висели на стене над кроватью: они показывали четыре минуты десятого.
В это мгновение в квартире заиграл гимн Советского Союза. «Союз нерушимый республик свободных…» — вот так величественно, пафосно, проникновенно. Телефон. Телефон Натальи — у неё звонком установлен советский гимн. Откуда музыка, где он?
Музыка доносилась из кухни. Я метнулся туда, схватил, пригибаясь, чтобы моя тень не отразилась на занавесках, телефон и глянул на дисплей. «Боря» — горело на нём имя. Ага, значит, исполнительный Пятачок решил разведать обстановку. Он, дурачок, надеется, что Наталья просто потеряла счёт времени и забыла сделать ему дозвон. Ну, давай, архаровец, порадуй меня!
Я нажал на кнопку соединения.
— Алло! — раздался в ухе напряжённый голос Бориса. — Наташа, всё в порядке?
Я молчал.
— Алло! — голос сделался беспокойнее. — Ты чего молчишь? Ранена что ли?
Я не торопился разочаровать его.
— Кислая, в чём дело! — почти закричал он. Потом вдруг словно спохватился чего-то и замолчал. — Так, — произнёс несколько секунд спустя. — По-моему, это наш славный революционер Шайтан. Виталик, это ты! Отзовись, будь добр.
Я хохотнул.
— Я, братэла, я. Не ждал? Извини, что расстроил тебя. Не хотел.
— Что с Наташей?
— Она не может подойти.
— Она жива?
— К сожалению, нет.
— Ты убил её? — он был искренне изумлён. — Поверить не могу, она же твоя девушка.
— Ну, знаешь. Надо что-то выбирать — любовь или коммунизм. А что, если бы она убила своего парня, это бы тебя нисколько не удивило?
Чёрт, вот что значит полная и безоговорочная потеря бдительности! В открытом телефонном разговоре несём всё как есть, открытым текстом. Да нас только за это расстреливать надо.
— Я и не подозревал, — как-то скорбно выдохнул Борис, — что ты настолько жесток.
— Э-э, друг, да ты прям как Басаев о Путине говоришь! Скользкая печаль, не замечаешь?
— А что, ты Путина вдруг полюбил?
— Знаешь, у него можно многому поучиться. Сколько врагов его передохло, а он всё рулит.
— Да, неспроста трибунал за тебя взялся. Я ведь сомневался поначалу во всём этом. Да что поначалу, до последнего момента сомневался. Ну какой ты контрреволюционер, думал. Ты же наш, ты же свой парень. А сейчас, слушая тебя, понимаю, что руководство — оно всё же мудрее. Сразу чувствует, где гниль вызревает. Симпатия к Путину всё объясняет.
— Это ты сейчас так успокаиваешь себя, олигофрен? Что делать-то собрался? Тебе же не взять меня. Ты лох по сравнению со мной. Я плюну — и ты рассыплешься.
— Я не возьму — другие придут. Ты же понимаешь, что приговор трибунала обратной силы не имеет. Ты вычеркнут из жизни. Тебя больше нет. Я сейчас с трупом разговариваю.
— Ну, успокаивай себя, деточка, успокаивай. Только что это у тебя голос так задрожал?
— Выходи наружу и прими смерть как мужчина!
Вот тут я уже не сдержался и заржал во всю глотку. Пятачок, видать, от моей выходки расстроился и почти сразу отрубился.
Разговор с ним взбодрил меня. Я понял одно: преимущество на моей стороне. Пусть я здесь в мышеловке, пусть незамеченным не выбраться, но я спокойнее и увереннее. Я готов на всё, я даже к смерти готов. А он — нет.
Не прошло и десяти минут, как он перезвонил. На этот раз уже на мой сотовый.
— Виталик, не отключайся, это очень важно! — начал он взволнованным голосом. — Я сейчас связался со звеньевым, и он объяснил, что насчёт тебя вышло недоразумение. В общем, трибунал не принимал решение о твоей смертной казни. Просто Политбюро высказало озабоченность твоим поведением. Они готовы собраться ещё раз и выслушать твои объяснения. Понимаешь? Давай спускайся, и я отвезу тебя домой. А завтра с утра поедем к ним. Я уверен, там всё разъяснится. Ну не могут же они тебя, заслуженного человека, просто так списать! Ты извини меня за мои слова и намерения, я же просто солдат революции. Я выполняю приказы. А приказ был неточным, кривой какой-то приказ вышел. Мне сказали, что будет проведено специальное расследование — не провокация ли это против тебя? Они во всём разберутся, я не сомневаюсь.