Комната Джейкоба
Шрифт:
— «Душа моя, виси, как плод», — начали Краттендон с Джейкобом одновременно, и оба расхохотались.
— Проклятые мухи, — проворчал Маллинсон, хлопая себя по лысине, — за кого они меня принимают?
— За какое-нибудь благовоние, — ответил Краттендон.
— Прекрати, Краттендон, — велел Джейкоб. — Он у нас неважно воспитан, — очень любезно пояснил он Маллинсону. — Не дает людям выпить. Слушайте! Я хочу отбивную. Как по-французски отбивная? Отбивную, Адольф! Ты что, балбес, не понимаешь?
— А вторая прекрасная вещь в мировой литературе, скажу я тебе, Фландерс… — проговорил Краттендон, опуская ноги на пол, ставя локти на стол и почти касаясь лицом лица Джейкоба.
— Хи-хи-хи, ха-ха-ха, кошка съела петуха, — перебил Маллинсон, барабаня пальцами по столу. — Самая изы-скан-но прекрасная вещь в мировой литературе… Краттендон — парень очень хороший, — продолжал он доверительно, — но дурачок. — И мотнул головой.
И ни слова об этом не было рассказано миссис Фландерс, и ничегошеньки о том, что происходило потом, когда они, расплатившись, ушли из ресторана и двинулись по бульвару Распай.
А вот еще один отрывок разговора: время действия — около одиннадцати утра; место действия — мастерская, день — воскресенье.
— Уверяю тебя, Фландерс, — говорил Краттендон, — я действительно ставлю эти маленькие вещи Маллинсона не ниже Шардена. И когда я так говорю… — Он надавил на кончик истощавшего тюбика. — Шарден был молодчина… Сейчас он продает их, чтобы расплатиться за обед, но увидишь, что будет, когда за него ухватятся торговые агенты. Он — молодчина, правда, просто молодчина.
— Жизнь, конечно, у вас восхитительная, — сказал Джейкоб, — возиться тут, наверху, с красками. И все-таки, Краттендон, искусство ваше дурацкое. — Он побродил по комнате. — А кстати, этот человек, Пьер Луис [24] …— Он взял в руки книжку.
— Послушайте, сударь, вам не надоело ходить из угла в угол? — спросил Краттендон.
— Вот отличная работа, — произнес Джейкоб, ставя картину на стул.
— А, этим я сто лет назад занимался, — ответил Краттендон, поглядев через плечо.
24
Пьер Луис (1870–1925) — французский писатель.
— По-моему, ты настоящий художник, — сказал Джейкоб спустя некоторое время.
— Если хочешь, я тебе покажу, что я сейчас делаю, — предложил Краттендон, ставя перед Джейкобом картину. — Вот. Вот это. Скорее даже вот это. Вот… — большим пальцем он обвел шар лампы, написанный белым.
— Отличная работа, — сказал Джейкоб, который стоял перед ней, широко расставив ноги. — Но объясни мне, пожалуйста…
В комнату вошла мисс Джинни Карслейк, бледная, веснушчатая, болезненного вида.
— О, Джинни, познакомься Фландерс. Англичанин. Богатый. Со связями. Давай дальше, Фландерс.
Джейкоб молчал.
— Вот это— совсем не то, что здесь надо, — заметила Джинни.
— Нет, — ответил Краттендон решительно. — Тут уж ничего не поделаешь.
Он снял картину со стула и поставил на пол, тыльной стороной к ним.
— Прошу садиться, леди и джентльмены. Фландерс, мисс Карслейк из ваших краев. Из Девоншира. Да? А мне показалось, ты говорил Девоншир. Чудесно. Она к тому же дочь церкви. Паршивая овца в своей семье. Мать ей пишет такие письма. Слушай, — у тебя, может, есть с собой? Они обычно по воскресеньям приходят. Знаешь, впечатление как от колокольного звона.
— Вы со всеми художниками познакомились? — спросила Джинни. — Маллинсон, наверное, был пьян? Если пойдете к нему в мастерскую, он вам подарит какую-нибудь картину. Послушай, Тедди…
— Секунду, — сказал Краттендон. — Какое там у нас время года? — Он выглянул в окно.
— По воскресеньям, Фландерс, мы не работаем.
— А он… — спросила Джинни. — Вы…
— Да, он поедет с нами, — сказал Краттендон.
А потом — Версаль.
Джинни стояла на каменном парапете, склонившись над прудом, а Краттендон поддерживал ее, чтобы не свалилась.
— Вон там, вон! — закричала она. — Вон, на самом верху! — Несколько вялых рыбин с покатыми спинами поднялись из глубины, чтобы проглотить крошки, которые она им бросала. — Посмотрите теперь вы, — сказала она, спрыгивая. А затем ослепительно белая вода, бурная, сдавленная, вырвалась в воздух. Заработал фонтан. Сквозь его шум издали донеслись звуки марша. Вся поверхность пруда сморщилась от падающих капель. Голубой воздушный шарик мягко стукнулся о воду. Как сразу же столпились у пруда няньки, дети, и старики, и молодые люди, как они наклонялись и размахивали тростями! И маленькая девочка, протягивая руки, побежала к своему шарику, но он утонул около самого фонтана.
Эдвард Краттендон, Джинни Карслейк и Джейкоб Фландерс шагали втроем по желтой гравиевой дорожке, потом прямо по траве, прошли под деревьями и оказались у беседки, в которой Мария Антуанетта имела обыкновение пить шоколад. Эдвард и Джинни вошли внутрь, а Джейкоб остался стоять, усевшись на ручку трости. Скоро они вышли.
— Ну? — сказал Краттендон, улыбаясь Джейкобу.
Джинни ждала, Эдвард ждал, и оба смотрели на Джейкоба.
— Ну? — сказал Джейкоб, улыбаясь и опираясь о трость обеими руками.
— Пошли, — решил он и двинулся вперед. Остальные двое, улыбаясь, последовали за ним.
А потом они завернули в маленькое кафе, в каком-то переулке, где люди сидели и пили кофе, разглядывали военных и задумчиво стряхивали пепел в пепельницы.
— Нет, он совсем другой человек, — говорила Джинни, сцепив пальцы над своим бокалом. — Вы, наверное, себе не очень представляете, о чем говорит Тед, — сказала она, глядя на Джейкоба. — А я его понимаю. Я иногда готова с собой покончить. Бывает, он лежит в постели целый день — просто лежит… Еще не хватало, прямо на стол! — Она замахала руками. Жирные переливчатые голуби вразвалку ходили у их ног.