Комната шепотов
Шрифт:
На переднем пассажирском сиденье стояла большая металлическая кастрюля, в которой она часто готовила супы и тушенку. На дне кастрюли лежали зеленые кирпичики флористической пены, купленные вчера в садоводческом магазине. В пене вертикально стояли две связки длинных спичек, по десять штук в каждой, удерживаемые двумя резинками: одна – под спичечными головками, другая – у противоположного конца связки. Рядом с кастрюлей лежала маленькая газовая зажигалка.
Кора подумала, что спички похожи на связки крохотных увядших цветов, волшебных цветов, которые расцветут яркими букетами, когда будет сказано магическое слово.
Среди канистр были разбросаны
Выехав наружу, под серое небо, она даже не потрудилась взять пульт и опустить за собой гаражную дверь. Приятный голос теперь говорил ей, что время драгоценно, и Коре не терпелось узнать, почему это так. Когда она доехала до конца подъездной дорожки, обнаженная кожа согрелась благодаря теплому воздуху из вентиляционных отверстий, и пальто перестало быть нужным.
14
Джейн ждала в пустом помещении по другую сторону улицы и при помощи анонимного мобильника следила за тем, что происходит в доме Лоренса Ханнафина. Ей показалось заслуживающим внимания то, что за сорок семь минут, которые потребовались журналисту, чтобы освободиться, он ни разу не позвал на помощь.
Гардеробная помещалась в середине дома и не имела окон. Возможно, журналист знал, что дом построен добротно и никто за его стенами не услышит крика изнутри. А может быть, он уже решил, что сенсация слишком велика и нельзя отказываться, невзирая на риски. В этом случае он не стал бы звать на помощь, чтобы не пришлось объяснять, кто его запер.
Она решила, что надежда есть.
Последний удар. Дверь гардеробной где-то вдалеке рухнула на пол спальни, вслед за этим раздалось тяжелое дыхание Ханнафина. Сопение стало громче, когда Ханнафин пересек комнату и приблизился к телефону, но потом стихло: видимо, он вошел в ванную, оставив за собой открытую дверь.
Послышался новый звук, и Джейн лишь через несколько секунд поняла, что это, вероятно, шумит вода, стекая по раковине. Потратив много сил, Ханнафин захотел пить, а также ополоснуть потное лицо. Минуту спустя он выключил воду, после чего в трубке раздались неопознаваемые шумы, затем стук – видимо, Ханнафин поднял стульчак, который ударился о сливной бачок, – и наконец звон струи. Мыть руки он явно не стал.
Затем он вышел из ванной. Судя по тому, как близко раздавались возбужденное дыхание и мягкий стон пружин, Ханнафин сел на край кровати в одном футе от телефона со включенным микрофоном.
Если он снимет трубку, чтобы позвонить, придется тут же вырубить передатчик, чтобы он услышал обычный сигнал. В этот момент двухрежимный чип переключится на простую прослушку, и Джейн услышит разговор благодаря стоящему перед ней, на подоконнике, FM-приемнику с усилителем и записывающим устройством.
Ханнафин сделал несколько глубоких вдохов – похоже, для самоуспокоения. Очевидно, это не помогло: не в силах сдержать ярость, он выдал залп красочных ругательств. Потом он, видимо, включил смартфон – Джейн услышала по открытой линии приветственную музыку оператора связи. Он явно верил, что разговор по сотовому будет пребывать в тайне, что этот канал гораздо менее уязвим, чем стационарная линия.
Джейн надеялась, что он не станет никому звонить и дождется ее звонка, назначенного на полдень. Возможно, планировалась вполне невинная беседа – например, отмена какой-нибудь встречи. Но вероятность того, что Ханнафин ее разочарует, была велика.
Звука тонального набора не последовало – значит он пока никому не звонил. Вместо этого он горько пробормотал себе под нос:
– Двинутая сифилитичка. Да, у меня есть пара яиц, лоханка долбаная, и они не для украшения.
Джейн подозревала, что знает, к кому обращены эти слова.
Еще один звук – вероятно, открылся ящик.
– Попробуй еще раз, сучара, получишь прямо между сисек.
Возможно, Ханнафин достал револьвер из прикроватной тумбочки. Затем около минуты он занимался чем-то непонятным – раздавался только шелест. Наконец Джейн услышала звуки тонального набора. Ханнафин явно перевел мобильник в режим громкой связи, потому что после второго гудка раздался женский голос:
– «Вудбайн, Кравиц, Ларкин и Бенедетто».
Юридическая фирма.
– Рэндала Ларкина, пожалуйста.
– Минуточку, пожалуйста.
Еще один женский голос:
– Офис Рэндала Ларкина.
– Лоренс Ханнафин. Соедините с Рэнди.
– Он разговаривает, мистер Ханнафин.
– Поставьте на ожидание.
– Боюсь, что разговор долгий.
– Скажите ему на ухо. Сообщите, что это важно. Вопрос жизни и смерти.
Джейн Хок стояла у окна пустого дома, прижимая к уху анонимный телефон в ожидании ответа Ларкина. Грозовой фронт, темный, как железо, наползал на небо со стороны Глендоры, заполняя угрожающей, мрачной тишиной все пространство вплоть до Пасадены.
15
Кора Гандерсан жила среди широких холмистых полей и хвойных лесов: сосны разных видов, голубые, черные, европейские ели. Луга были покрыты одеялом безукоризненной белизны, деревья украшены снежными гирляндами, как на рождественских открытках. Дорогу местного значения расчистили как следует – черная атласная лента, брошенная на девственно-белую землю.
Белизна, похоже, была в повестке дня: окрестные пейзажи, машина, за рулем которой сидела Кора, ее платье, туман, заволокший ее память, не давал ей разглядеть собственные намерения. Облако, окутавшее разум, не тревожило ее теперь, а, напротив, доставляло приятные ощущения: собака была дома, в безопасности, а сама она, сидя в теплом салоне, пересекала зимнюю Страну чудес. Свобода от чрезмерного умственного напряжения была благодатью. Всю жизнь мысли ее метались, когда она исписывала стопки бумаги, так и не осмелившись отправить их агенту или издателю, когда разрабатывала новые методики обучения для детей с особенностями развития, когда нажимала на попечительский совет, чтобы школа больше помогала мальчикам и девочкам, от которых многие спешили скорее избавиться, считая их помехой, камнем на шее общества. Теперь она думала только о красоте и покое местности, по которой ехала, о внутреннем голосе, который заботился о ней и обещал, что ее мечты сбудутся.
Поездка в город занимала полчаса, если не гнать. И Кора не должна гнать. Ее ни разу не оштрафовали за превышение скорости или другое нарушение. Она гордилась, что жила жизнью, отвечающей corpus juris [8] ее страны во времена, когда верховенство закона везде трещало по швам, когда расцветала коррупция. По причинам, которых она не понимала – или еще только должна была понять, – Кора знала, что в этот день, самый важный из всех, она должна ехать, неукоснительно соблюдая все правила, чтобы ни один полицейский не остановил ее.
8
Свод законов (лат.).