Комната спящих
Шрифт:
– А что случилось, Майкл?
– Меня накажут?
– Что вы сделали? Расскажите.
Глаза Чепмена виновато забегали.
– Ничего, – рявкнул он.
Я попытался вызвать его на откровенность, но Чепмен повернулся ко мне спиной и снова стиснул прутья. Уходя, я обернулся, и он стоял в той же позе, тихонько напевая мелодию «Лодочки».
Когда я поведал Мейтленду об исповеди Чепмена, тот лишь отмахнулся:
– Ни к чему обращать внимание на рассказы больных, им вряд ли можно верить.
Точно так же Мейтленд отреагировал, когда я заинтересовался историями пациенток комнаты сна, – он словно удивлялся моей наивности, но при этом в голосе явственно звучало раздражение. Мейтленд настоял, чтобы Чепмену назначили курс новых американских антидепрессантов. Я почувствовал себя задетым. Я так старался наладить отношения с Чепменом. Даже если его история – всего лишь плод больного воображения, все равно это прорыв, первый робкий знак доверия.
– Меньше разговоров – больше дела, – провозгласил Чепмен, попытавшись смягчить упрек фальшивой улыбкой.
Мне следовало бы не спускать глаз с Чепмена, особенно после того, как ему назначили новое лекарство. Но на той же неделе в Уилдерхоупе началось полицейское расследование, и я совсем позабыл о Чепмене и его рассказе. Мне предстояло горько пожалеть об этом упущении.
Глава 10
Я потер рукавом рубашки запотевшее окно и окинул взглядом унылую местность. Все вокруг заволакивала мутная дымка. Я заварил чаю, закурил сигарету и спустился по лестнице. На первом этаже столкнулся с Лиллиан Грей, она носилась взад-вперед по вестибюлю. Вид у девушки был встревоженный.
– Доброе утро, – поприветствовал ее я.
Лиллиан повернулась ко мне и, вместо того чтобы ответить, спросила:
– Вы только встали?
– Да, а что?
– Мэри Уильямс сбежала. Сестра Дженкинс рвет и мечет.
– Как это – сбежала?
– Извините, некогда объяснять. Спросите у сестры Дженкинс, она внизу.
Лиллиан открыла дверь женского отделения и скрылась внутри.
Я продолжил спуск и зашел в комнату сна. Всю столешницу устилали бумаги, которые сестра Дженкинс внимательно изучала.
– Что случилось? – спросил я.
– Идиотка! – прошипела сестра Дженкинс.
– Кто, Мэри Уильямс?
– В час ночи она сменила сестру Элдрич. А когда в шесть пришла сестра Пейдж, ее уже не было. Нет, вы представляете? – Сестра Дженкинс сердито фыркнула, всем видом выражая презрение. – В первый раз такую безответственность вижу! Оставить пациенток в комнате сна без присмотра! Мало того, еще и дверь открытой оставила!
Я был потрясен.
– Странно…
– Доктор Мейтленд с меня голову снимет!
– А где она сейчас?
– Откуда я знаю!
– В спальне смотрели?
– Да.
– И что, там ее не было?
Сестра Дженкинс сердито бросила:
– А сами как думаете?
– Тогда где она может быть?
– Доктор Ричардсон, сестра Томас в отпуске, у сестры Перкинс кишечный грипп, а теперь из-за этой дурехи весь график переписывать придется. И где она болтается, меня сейчас меньше всего волнует.
– Но в шесть утра было еще совсем темно…
Сестра Дженкинс нахмурилась. Она была слишком занята бумагами, чтобы обратить внимание на этот важный факт.
– Ну да, – пробормотала сестра Дженкинс, не поднимая глаз.
– Мэри Уильямс не могла миновать вересковую пустошь. Было не видно ни зги, а потом лег густой туман…
Сестра Дженкинс перестала писать.
– Думаете, она здесь?
– Очень может быть. Нужно ее поискать.
– При всем уважении, доктор Ричардсон, но я должна срочно составить новый график. И сразу отвечаю на следующий вопрос – все медсестры заняты.
– Что ж, обращусь к мистеру Хартли.
Услышав новость об исчезновении Мэри Уильямс, завхоз не выказал никаких эмоций. Кивнул, взял ключи, и мы вместе начали поиски. Проверили везде, вернее, везде, где могла спрятаться пропавшая практикантка. В кабинете для приема приходящих пациентов, в кладовках, в прачечной. Потом под холодным моросящим дождем зашагали к пристройкам. Все велосипеды были на месте, в машине Мэри Уильямс не оказалось. Я надеялся увидеть Мэри на заднем сиденье, свернувшуюся под одеялом, но, заглянув в окно, увидел только скомканный пакет.
В комнате Мэри мы обнаружили в платяном шкафу ее пальто. Хартли раздвинул занавески и окинул взглядом укрытые туманом окрестности. Завхоз ничего не сказал, но в этом не было необходимости. Мы оба пришли к одному и тому же тревожному выводу. Поиски пришлось завершить. Хартли вернулся к себе в коттедж, а я обогнул главное здание и спустился к морю. На гальку набегали темно-коричневые волны, лицо немилосердно обжигало ветром. Я сложил ладони рупором и позвал:
– Мэри! Мэри!
Но мои крики заглушил шум моря.
Полчаса спустя я стоял рядом с сестрой Дженкинс, та говорила по телефону с матерью Мэри. Хотя я мог слышать только половину разговора, этого было вполне достаточно.
– Нет? И не звонила? А могла она отправиться куда-то еще? Уверены? Может, Мэри у жениха? Миссис Уильямс, где он живет?
И тут мы узнали, что никакого жениха у Мэри нет. Она придумала его специально, чтобы избежать неудобных вопросов.
– Соврала! – Сестра Дженкинс многозначительно вскинула брови и протянула мне трубку.
Я неохотно набрал номер больницы Святого Томаса и попросил соединить меня с отделением психологической медицины.
Мейтленда больше всего интересовало состояние пациенток комнаты сна.
– Все в порядке? Надеюсь, ничего не случилось, пока девушка отсутствовала?
Мейтленда совсем не беспокоила судьба Мэри. Когда я подчеркнул, что девушка, по всей видимости, ушла среди ночи и одна пустилась в путь по вересковой пустоши, он только проронил:
– Надо же…
В два часа дня прибыла полиция. Старший, инспектор Купер, был крупным мужчиной в длинном черном дождевике и фетровой шляпе. Его сопровождал помощник, которого Купер представил как Дэвиса. Хотя я дал понять, что сестра Дженкинс знает о Мэри Уильямс намного больше, чем я, моего совета они не послушали и пожелали непременно поговорить со мной. Купер объяснил это тем, что я «здесь главный». Вопросы были простые и прямые. Как давно Мэри Уильямс работает в больнице Уилдерхоуп? Кто видел ее последним? Были ли у нее причины для побега?