Комната страха
Шрифт:
Непоколебимое спокойствие заполнило ее тело, как форму – цемент. Воля заморозила его до бриллиантовой твердости. Не было страха, не было усталости и слабости. Была решимость и абсолютное спокойствие. Восстановленное дыхание мерно приподнимало грудь. Руки с ногтями, сорванными в кровь, больше не тряслись. Широко открытые глаза могли теперь видеть реальность.
Внимательно оглядевшись, Ева заметила, что она уже не в клетке. Кто-то положил ее на лежанку из матрасов, сложенных прямо на полу. Импровизированное ложе находилось в углу какого-то помещения. Было ли оно тем же самым, в котором Ева сидела, будучи запертой в клетке? Неважно. Важно, что вокруг никого нет. И рядом стоит лампа. Все остальные углы помещения
– Эй, кто-нибудь? – тихим настороженным голосом проверила Ева и подняла лампу повыше, стараясь рассмотреть помещение в поисках выхода.
Он был здесь. Головы не поднял, потому что читал книгу. Вернее, делал вид, что читал. В полной темноте ему вряд ли удалось бы рассмотреть хоть одно слово. Или читал? Некоторые животные видят и в темноте.
– Я ухожу, – сказала ему Ева, высушив голос до мертвого шелеста.
– Мы все путники. Все идем по дороге в никуда. – Его голос, напротив, был глубоким, живым и сочным. Если бы Ева закрыла глаза, она снова впала бы в заблуждение, приняв этого человека за своего начальника. Но они отличались. И разница была разительна. Даже в фигурах: Макс был более сухим, не таким массивным.
– Вам лучше отпустить меня, – тихо и твердо сказала она.
– Не надо быть милосердным к тем, кто умрет. Я их ненавижу, – все так же без выражения продолжал он. Казалось, он ждет чего-то или кого-то и от нечего делать размышляет вслух. Вообще же он имел вид человека, проделавшего большую работу. И вот, наконец, полностью удовлетворенный, но с некоторой грустью перед расставанием, огладывает он дело рук своих. Спокойствие путника перед дальней дорогой, дорогой в один конец.
– Нерастраченный потенциал толкает человека на то, что он хочет стать Богом. Спросите у него, он вам все подтвердит. – Мужчина кивнул в сторону, не глядя, все еще погруженный в себя.
Ева, по-прежнему ничего не понимая, повела рукой с лампой в указанном направлении и, едва не выронив ее, увидела в проеме Макса. Это был он, вне всяких сомнений. Как могла она их перепутать, непостижимо. Зачарованно разглядывая нежданного участника событий, Ева обратила внимание на его напряженную позу. Хищник, изготовившийся к прыжку. Полная противоположность буддистскому спокойствию брата.
– Я больше не понимаю тебя. – Голоса их были настолько похожи, что с закрытыми глазами можно было подумать, будто говорит один человек.
– Один поэт. Другой воин. Ты наконец выбрал, кем хочешь быть?
– Я хочу увести ее отсюда и больше никогда тебя не видеть.
Брат Макса вздрогнул, как от удара, и наконец отложил книгу.
– Не понимаю, на что она тебе?
Ева заметила, что спокойствие их противника было обманчивым, и под его маской безмятежности идут тектонические процессы, как будто под обманчивой твердой корой кипит расплавленная магма. Время от времени пальцы трепетали, словно пробегая по невидимым струнам, мышцы лица подрагивали – как если бы Ева смотрела на брата Макса сквозь марево горячего летнего солнца. Ее снова стал бить озноб.
– Я тоже не понимаю, зачем тебе все это.
– Дежавю. Наш последний разговор в старом доме… Продолжим с того, на чем остановились? Это мой клад, мой дом. Я нашел ключи Сеньоры, и старик не должен был оставлять все чужим.
От нее не ускользнуло, что Макс во время разговора постоянно перемещался, занимая позицию между Евой и братом. Напрягшись, она приготовилась в любой момент встать. «Только будь осторожен, будь осторожен, пожалуйста», – стала шептать она.
– Это его деньги, и он оставил их тому, кому посчитал нужным.
– Но ведь мы его семья! И я нашел большую часть документов и ключ.
– Ты и Бертран, – поправил брата Макс.
– Ловушка сработала? – Откинув голову, тот усмехнулся. – Я его предупреждал, что любопытство опасно для длинных
– Значит, ты способен и на это…
– Ты всегда меня недооценивал, – кивнул Максу брат. – Я понимаю, было отчего. Я всегда опаздывал, даже родился вторым. Единственный раз, когда я был первым, – в ту штормовую ночь. Отец вытащил из горящей машины сначала меня, а не мать. Сокровища Сеньоры – еще чуть-чуть, и я сам нашел бы их. Еще самую малость, и тебе уже некого было бы находить: всех наследниц я бы устранил.
– Ты сошел с ума! Я никогда не взял бы себе ничего.
– Как хочешь. Это все равно останется нам. Мне и тебе.
– Ты ведь знаешь, что я нашел наследниц. И уже передал все документы.
– Все можно вернуть, – упрямо покачал головой сумасшедший. – Никогда не бывает слишком поздно, я очень часто убеждался в этом. Даже если все против меня, как в том деле с бездомными. Шумиха поднялась, полиция, и все из-за чего? Из-за того, что несколько никчемных бродяг расстались со своим ничтожным существованием… Смешно… И все же никто меня даже не заподозрил. Я вышел сухим из воды. Хм. Потом мне с успехом удалось это во второй раз.
Свет, падая из-за его спины, протягивал длинные черные тени, делавшие реальность фрагментарной и опасной для всех находящихся в этом низком, но просторном помещении.
– Кого ты хотел обмануть с инсценировкой самоубийства? – Макс заговорил жестко и уже по-новому смотрел на брата. – И зачем? Ты ведь уже тогда знал о наследницах.
– Я же говорю, удача. Мне чертовски везет, так и должно быть. Даже с Евой. Казалось бы, опять промашка: невероятно, но ей удалось остаться в живых после того, как я под видом серийного маньяка поработал над ней. Но выясняется, что провидение спасло ее. И для чего? Для того чтобы она нашла нам сокровища Сеньоры. Я не мог поверить в то, что у судьбы такое же чувство юмора. Чувство юмора и изощренность – это про меня… Кроме того, я еще и думаю, и вижу то, чего не видит никто. Я умею использовать слабости людей. У каждого своя слабая сторона, – он поднял брови, – даже у тебя. Я ведь почти не удивился, когда к нам в оркестр, заняв мое место первой скрипки, пришла Лени, на руке которой – па-бам! – я вижу фамильный перстень толедского инквизитора. Ты не был так внимателен к рассказам нашего опекуна. А я отчетливо помню его историю про этот перстень и обручение. С Лени было проще простого. Несколько писем и терпение, чтобы дождаться ее у пруда. Ну и аккуратность – не люблю оставлять следы. Единственный сбой пока был с Марфой. Я думал, что после такого не выживают, тем более беременные. Наша мать не выжила… Такие хрупкие создания, такие неповоротливые и беззащитные. – Наклонив голову он посмотрел на Еву– Но и с ней тоже был бы порядок: еще немного – и я закончил бы начатый черновик. Со старухами и того легче: пожар, о котором и узнают не сразу. Видишь, я бы все устроил, если бы не ты. Если бы я успел! Ты бы ничего и не узнал. Никогда не узнал бы, чем обязан своему брату ты, такой сильный, такой правильный и спокойный, – мне, своему ненормальному, не приспособленному брату, лишившему тебя родителей. В тонкости натуры есть свои преимущества, артистизм можно применить и в таком деле…
– Я никогда не винил тебя в смерти родителей. Никогда не считал тебя ненормальным.
– Да, разумеется! Ты терпеливо сносил мои нервные срывы, подставлял себя под удары. Ты даже не стонал, когда я вырезал тебе на лбу такой же шрам, как тот, что появился у меня после аварии. Ты ведь мой героический брат. Но никто, кроме меня, никто, даже ты, не решился бы на такое. Устранение сразу стольких помех. Их же настоящая прорва, этих наследниц! А старик сошел с ума, если вознамерился отблагодарить свою незабвенную, да еще ее потомков, которые вообще никакого отношения не имели к нему, тем более к сокровищам Сеньоры!