Комната страха
Шрифт:
«Получилось, молодец. – Увидев потрясение в глазах Евы, Марфа поняла, что та нашла. – Тяни его, тяни вниз. Смотри, как я!»
Отвернувшись от Евы, Марфа откинула копну волос, обнажив свой затылок. Изумленная Ева наблюдала, как язычок замочка в руках сестры с тихим жужжанием съезжает все ниже и ниже, открывая молнию вдоль позвоночника. Из распахнутого шва, вопреки всякой логике (к черту логику!), вопреки всем законам анатомии, не выливается кровь и не вываливаются внутренности. Вовсе нет! Открывается замочек, и… Алле оп!.. Высыпается песок.
«Песок?!»
«Не песок,
«А зачем это? – послушно повернулась Ева. – Мне срочно надо наружу».
«Да, я знаю. Это единственный способ», – дернула замочек Евы Марфа.
Внутри стало прохладно, засыпуха с шелестом высыпалась из ее тела. Да нет, не тела. То, чем раньше была Ева, стало просто комбинезоном, верхней одеждой. Стянув ее вниз, Ева цаплей переступила через горку тряпья и оказалась той самой маленькой девочкой, которая когда-то вместе с сестрами бежала к реке купаться.
«Ну как? – ободряюще подмигнула Марфа, с копной буйных кудрей над круглым упрямым лбом, россыпью веснушек на детском носике, бойкая девчонка с чересчур длинными руками и ногами. – В первый раз всегда непривычно, а потом приедается».
«И что, все так могут?» Ева разглядывала горки резиновой кожи и песочные холмики рядом. Было непривычно легко, она уже и забыла, насколько в детстве была меньше, ниже и тоньше.
«Наверное, – пожала острым плечиком Марфа. – Думаю, да. Может, не все знают. Теперь давай меняться. Залезай в мое. Не беспокойся, засыпуха сама наберется и заполнит зазоры между тобой и моей кожей. Она вообще со временем то набирается, то истончается. Я думаю, – деловито рассуждала Марфа, натягивая кожу Евы, – это вид защиты. Когда мне плохо, ее прибавляется. У тебя совсем немного было: наверное, очень удобно жила. А у меня – вон сколько».
Завершив переодевание, они критично осмотрели друг друга. Ева по-настоящему была удивлена, разглядывая то, чем являлась несколько минут назад: «И что, вот такой вот прямо меня и видят окружающие?! Странно. Совсем непохожа на фотографии. И даже не совсем похоже на уже привычные отражения в зеркалах. Другая, другая, не я. Не лучше и не хуже. Другая».
«Ну как?» – Марфа заговорила голосом, похожим на Евин.
«И голос тоже другой. Мне казалось, он ниже. Более приятный», – недовольно признала Ева.
«Странно», – сказала Марфиным голосом Ева.
«Теперь закрывай глаза, только открывай не сразу, медленно и осторожно».
«И что?» – чуть переждав, спросила Ева, открывая глаза.
«Ну и ничего», – Алекс расхаживал по комнате, держа Коко на плечах.
Качаясь из стороны в стороны, подобно бедуину на верблюде, Коко время от времени указывала на предметы маленьким розовым пальчиком, повелительным тоном произносила «Мум!» и для верности похлопывала родителя по макушке.
Получив команду и уяснив направление, Алекс доставлял наездницу то к старинным напольным часам с медными гирьками на занимательных цепочках, то к окну с коллекцией щетинистых кактусов, то к какой-нибудь из многочисленных картин, развешанных на стенах. Когда требуемый предмет оказывался в зоне досягаемости, Коко или разглядывала его с нового ракурса, или, осторожно прикасаясь мягкими ладошками, исследовала уже на ощупь.
«Он сказал: «Я разделяю, братан. Ты крут, старик, но моя фирма – это слишком мелкая вещь для тебя». Так что наша роскошная жизнь пока прекращается. Начинается, как ты метко выразилась, обычная».
«Э-э-э-э…» – Ева боялась сделать малейшее движение, чтобы не выдать себя.
Квартиру Марфы она узнала сразу, хотя была здесь лишь однажды, да и то транзитом – с одной новогодней вечеринки на другую. Напольные часы, турецкая кушетка. И, разумеется, бездна картин, выполненных во всех техниках, всеми красками и на самых разных материалах. От вполне тривиального холста до сверхредкой в условиях современного мегаполиса деревянной дверцы старинного буфета.
«Марфей, ты как думаешь, переживем?» Необычно высокий и значительный Алекс остановился перед Евой и, невзирая на требовательное мычание Коко, терпеливо дожидался ответа.
«Э… да. – Ева еще не пришла в себя от слишком внезапного скачка в другую реальность, из узкого сырого каменного мешка в уютную, наполненную желтым светом довоенного абажура комнату. И как можно жизнерадостнее добавила: – Само собой!»
«Друг», – оценил Алекс, подойдя к Еве и наградив ее отнюдь не дружеским поцелуем. Невзирая на возмущенную изменением маршрута Коко, он прижался лбом ко лбу Евы, для чего ему пришлось наклониться, и, помолчав, продолжил извоз дочери.
Ева, все еще не делая резких движений, слегка повертела головой. В руках она держала банку с водой. На банке была этикетка «АПЕЛЬСИНОВОЕ». Это микроскопические кактусы, все ясно. Осторожно поставив банку в какой-то шкаф, Ева отвернулась к окну и стала наблюдать дождь, ливший как из ведра, движение машин, весьма интенсивное в это темное время суток. Интересно, сколько там времени?
«Есть время, – откликнулся Алекс, не заметив, как содрогнулась Ева. – Ты говорила, у тебя встреча с этой твоей, Женевой».
«Женевой?»
«Ну хорошо, хорошо, больше не буду. Но все равно, такая жеманная, нейтральная, еще и ЕВА! Прости, прости! Мир! – Он, посмеиваясь, уложил хохотавшую Коко на кушетку и стал освобождать ее от одежек. – Пора уже, давай неси отраву».
Она едва успела выскочить за дверь в пустой и холодный коридор и прислонилась к стене, чтобы не упасть. Слегка мутило, чересчур громкие звуки, яркие цвета – вот и все неудобства. Но какой иной мир! Все чужое, незнакомое. Как ей вернуть детей? Встреча с Евой… Возможно, это и есть тот единственный способ?
«Алекс, я, пожалуй, побегу». – Она, оглядевшись, увидела брошенное на кресло пальто. Схватив его, рванулась обратно к дверям.
«Марфа, посмотри!» – Алекс даже не оглянулся, совершенно уверенный, что Ева вернется.
Ева вернулась с порога, не закрывая дверей и не снимая верхней одежды. С видом приговоренной к смертной казни она прошла через всю комнату. Склонилась вместе с Алексом над голенькой Коко. Выгнув круглую спинку и лежа на животике, девочка довольно шевелила ручками и ножками.