Комната страха
Шрифт:
– Это Аркадий Григорьевич Савушкин. Адвокат!
– Эх, если бы! – засмеялся новый знакомый и сделал неопределенный жест рукой. – Так, мелкий служащий адвокатской конторы, старший помощник младших стряпчих [25] . Настоящий адвокат еще на подходе, но можете не сомневаться, явится минута в минуту к назначенному времени. А вот и наши актрисы!
В залу вошли две юные барышни. Одна была высока и привлекательна, вторая чуть ниже ростом, не столь красива, но лицо ее, румяное с мороза, просто излучало обаяние. Петя и их представил.
25
Стряпчий –
– Ольга Сергеевна Голованова. Татьяна Францевна Вибе.
– Петя, вы сегодня официальный и скучный. Позовите вы нас таким скучным тоном, мы бы ни за что не согласились явиться в это страшное место. Нет, вы даже в телефонном разговоре были этак ненавязчиво любезны, что лишь ради возможности вновь вас услышать мы с Оленькой тут же бросили все важные дела и примчались с другого края города. А вы нас разочаровали.
– Извините нас, Дарья Владимировна, – вмешалась в разговор Ольга Сергеевна. – Татьяну если не остановить, так она может без умолку говорить часами. И редко нечто кроме пустяков.
– После выпью чаю, чтобы освежить горло, и стану снова говорить, – засмеялась госпожа Вибе и перешла на шепот. – Зато вот этот господин у нас молчалив и солиден, нас с ним поровну разделить – будем выглядеть людьми нормальными!
Реплика относилась к серьезного вида мужчине, годами за тридцать лет, черноволосому и черноусому.
– Это и есть настоящий адвокат, – шепнул мне господин Савушкин.
– Разрешите представить вам господина Мозеля Иосифа Давыдовича.
– Да-с, я именно так и называюсь, – кажется, Иосиф Давыдович решил пошутить, но все равно слова его прозвучали чрезвычайно солидно. – И дозвольте угадать, вы будете ваша светлость госпожа Бестужева? Наслышан!
Мне захотелось спросить, с какой стороны обо мне наслышан столь серьезный человек, но я ограничилась официальным: «Рада знакомству!»
– Петр Александрович, – обратился вновь пришедший к Пете, – повторю вам сказанное по телефону: нам бы стоило дождаться окончания ремонта в Общественной библиотеке и отказаться от репетиций в этом месте.
– Но… Даже афиша в типографии уже набрана. Осталось лишь день и время проставить. И у нас все готово, за исключением этой сцены в третьем акте. Нам, может, единой сегодняшней репетиции достанет ее доделать!
– Все так. И тем не менее. Кстати, отчего мы в таком случае не начинаем?
– Сейчас Софья Генриховна и Николя придут, и сразу начнем. Предлагаю пока начать переодеваться.
Мужчины, не чинясь, а дружно и ловко развернули две ширмы в разных концах зала, где актеры и актрисы стали надевать театральные костюмы.
Из разговора я поняла, что ожидать стоит лишь еще двух человек, но вскоре одновременно появились трое. Дама весьма приятной наружности, но, как мне показалось, со слишком надменным взглядом. Понятно, что это была Софья Генриховна, да и Петя не забыл нас представить. А мужчину, сопровождавшего ее, она назвала сама.
– А это мой жених, Эраст Федорович Горбатенко, титулярный советник.
– Очень приятно, – сказал титулярный советник, небрежно пожимая протянутую мной руку.
Что-то Петю во всем этом смутило, и он вдруг назвал меня полным титулом.
– Моя знакомая из Москвы, Дарья Владимировна, графиня Бестужева,
Взгляд Софьи Генриховны, направленный на меня, мигом перестал быть надменным, и на лице ее жениха отразилась искренняя заинтересованность с примешанным в немалой пропорции уважением.
Зато Николя, вернее Николай Семенович Николаев, произвел на меня столь же приятное впечатление, что и первые трое артистов-любителей, появившихся в этом зале. Очень молодой юноша, на взгляд даже моложе Пети, но оказавшийся заметно его старше, был мил… и, собственно, это было самым главным в его натуре.
Из-за ширмы появились переодевшиеся Ольга и Татьяна. Мне стоило труда, чтобы не фыркнуть. Вылитые пастушки с галантных полотен [26] французских живописцев. Пьесу я не читала, но знала, что время ее действия совсем недавнее, а обстоятельства вполне бытовые. Вычурные платья из иной эпохи с этим никак не вязались. Но от замечаний я воздержалась.
26
Даша говорит о картинах, написанных в жанре галантных сцен. Их персонажи писались в подчеркнуто-элегантных, порой вычурных позах. Столь же элегантны и несколько вычурны были и костюмы. А пейзажи, служившие фоном, обязательно должны были быть фантастически красивы. Жанр был популярен в начале XVIII столетия, то есть лет за двести до описываемых событий.
– Ага! – радостно воскликнула Татьяна, – все в сборе, и даже Эраст Федорович! А мы своих кавалеров с собой брать не стали. Вдруг сызнова начнутся страсти-мордасти, не приведи Господь, перепугаются ухажеры и потеряют лицо в присутствии дам.
Софья Генриховна до ответной реплики не снизошла, отправилась переодеваться.
– Наша прима! – сказала мне госпожа Вибе потихоньку. И вздохнула. – Но ведь несомненный талант!
– А из какого она сословия? – спросила я.
– Мещанка! Но мечтает о дворянстве, словно в этом главное счастье жизни.
– Тогда понятно.
– Что?
– То, как она на мой титул отреагировала!
– Жаль, я не видела!
Суета продолжалась еще около четверти часа, к исходу которой все были готовы. Петя сел за стол, стоящий в центре залы, и разложил перед собой текст пьесы, намереваясь суфлировать исполнителям.
Я устроилась чуть позади и, не удержавшись, шепнула:
– А что, при полном свете станете репетировать?
– Всему свое время, – не слишком понятно ответил Петя.
– Господа! Господа, я так не согласна! – воскликнула Татьяна Вибе. – Хочу, чтобы стало страшно! Давайте выключим электричество и зажжем свечи! А то никаких привидений не дождемся сегодня!
– Но, Татьяна Францевна, это не предмет для шуток, – возразил ей серьезный господин адвокат.
– Ну, если не шутить, – произнес задумчиво адвокат начинающий, – так весь смысл нашей встречи в том, чтобы проверить и закрепить мизансцены из третьего акта. И раз решено его было играть при свечах, то нам и нужно репетировать при свечах. Или просто разойтись.
– Не подумайте, что я испытываю страх, но среди нас есть женщины, – счел нужным еще раз возразить господин Мозель.
– Женщины как раз ничего не боятся, – неожиданно для меня заявила Софья Генриховна. – Николя, Аркадий, зажгите свечи. Мы уже все видели, и вновь нас всяческой чепухой не испугать.