Комната
Шрифт:
— Я могу кашлять еще сильнее…
— Ты очень стараешься, но все равно видно, что кашель притворный.
Я кашляю как можно громче.
— Не знаю, — говорит Ма, — наверное, кашель очень трудно изобразить правдоподобно. Тем не менее… — Она бьет себя по голове. — Какая же я глупая!
— Ты не глупая.
— Это должна быть такая болезнь, которую ты мог подхватить
— Почему я не смогу ходить?
— Если ты будешь все время лежать, то тебе легче будет делать вид, что ты болен. Да, — говорит Ма; ее глаза сияют. — Я скажу ему: «Отвези Джека в больницу в своем грузовичке, чтобы врачи дали ему нужное лекарство».
— Я поеду в коричневом грузовичке?
Ма кивает:
— В больницу.
Я не верю своим ушам. Потом я вспоминаю медицинскую планету.
— Но я не хочу, чтобы меня резали.
— Да нет, доктора ничего не будут с тобой делать, потому что на самом деле ты здоров, понимаешь? — Она гладит меня по плечу. — Это все для того, чтобы обмануть Старого Ника. Он отвезет тебя в больницу, и как только ты увидишь врача — или медсестру, — то крикнешь: «Помогите!»
— Ты сама можешь это крикнуть.
Я думаю, что Ма меня не расслышала. Но тут она говорит:
— Меня с тобой в больнице не будет.
— А где же ты будешь?
— Здесь, в комнате.
— У меня есть идея получше. Ты тоже можешь притвориться больной, как тогда, когда у нас с тобой был понос. Тогда он отвезет нас обоих в больницу.
Ма жует губу.
— Он на это не купится. Я знаю, тебе будет страшно ехать одному, но я про себя буду все время разговаривать с тобой. Обещаю. Помнишь, когда Алиса падала, падала и падала, она все время про себя разговаривала со своей кошкой Диной?
Но ведь Ма все равно со мной не будет. От одной мысли об этом у меня начинает болеть живот.
— Мне этот план не нравится.
— Джек…
— Это плохая идея.
— На самом деле…
— Я не выйду наружу без тебя.
— Джек…
— Ни в коем случае, Хозе, ни в коем случае, Хозе, ни в коем случае, Хозе.
— Ну хорошо, успокойся. Забудь об этом.
— Правда?
— Да, если ты не готов, то и говорить не о чем. — Но голос у Ма по-прежнему очень недовольный.
Сегодня начинается апрель, и я надуваю новый шарик. Осталось всего три шарика — красный и два желтых. Я беру желтый, чтобы на следующий месяц у нас был выбор, какой надуть — красный или желтый. Я надуваю его и пускаю летать по комнате. Мне нравится звук шипящего воздуха, выходящего из шара. Мне не очень нравится завязывать узел, ведь после этого шарик уже больше не сможет летать. Но для того чтобы сыграть в теннис с этим шаром, мне придется его завязать, поэтому я даю ему с шипением выпустить воздух и три раза надуваю его, а потом завязываю, просунув случайно в дырочку палец. Наконец я завязываю его правильно, и мы с Ма играем в теннис; я выигрываю пять раз из семи.
Она спрашивает:
— Хочешь пососать?
— Из левой, если можно, — отвечаю я, забираясь в кровать. Молока не очень много, но зато оно очень вкусное.
Мне кажется, я немного поспал, но тут Ма говорит мне в ухо:
— Помнишь, как они ползли по темному подкопу, спасаясь от нацистов? Один за другим.
— Помню.
— Вот так же сделаем и мы, когда ты будешь готов.
— Мы что, тоже выроем подкоп? — Я оглядываюсь.
— Нет, мы выберемся отсюда точно так же, как узники этого лагеря. Я хочу сказать, что тому, кто хочет бежать из заключения, надо быть очень храбрым и уходить по одному.
Я качаю головой.
— Это единственный приемлемый план. — Глаза Ма сверкают. — Ты — мой храбрый принц Джекер-Джек… Понимаешь, ты поедешь в больницу, оттуда вернешься сюда с полицейскими…
— Они меня арестуют?
— Нет-нет, они тебе помогут. Ты приведешь их сюда, чтобы спасти меня, и после этого мы всегда будем вместе.
— Я не могу спасти тебя, — говорю я ей, — ведь мне всего пять лет.
— Но ведь ты обладаешь сверхъестественной силой. Ты — единственный, кто может это сделать. Так, значит, сделаешь.
Я не знаю, что сказать, а она ждет моего ответа.
— Хорошо.
— Это означает «да»?
— Да.
Ма крепко целует меня. Мы вылезаем из постели и съедаем по банке мандаринов на каждого.
У плана еще много недоработок. Ма все время думает о них и говорит: о нет, так не пойдет, а потом находит новое решение.
— Но ведь полицейские не знают кода и не смогут открыть дверь, — говорю я.