Компромат на суженого

Александрова Наталья Николаевна

– Петюнчик, Петюнчик, мой Петюнчик!

Однако на фотографии никакого Петюнчика не было. На фотографии был кусок явно очень старой каменной стены с большим полукруглым окном. Сбоку окна фиолетовыми чернилами был поставлен жирный крест.

– Ага! – удовлетворенно воскликнула Надежда. – Вот это настоящая весть от Петюнчика, а ты – фантик, фантик!

Алка ничего осмысленного не отвечала, она только гладила фотографию и всхлипывала:

– Петюнчик мой, Тимофеев мой!

Потом она спрятала фотографию на груди. Надежда поняла, что от нее сейчас толку не добьешься, и быстро навела порядок в музейной комнате, чтобы Пауля не побила хранительница, которая уже что-то почувствовала неладное. Пауль срочно направился ей навстречу,

чтобы отвлечь музейную даму ненадолго, пока Алка с Надеждой не выберутся из комнат, куда ходить запрещалось. Вешая за собой канат, перегораживающий вход, Надежда оглянулась: вроде бы все нормально, никакого беспорядка они за собой не оставили. Они с Алкой вышли опять в подсобное помещение, и тут в незастекленное окошко влез по пояс какой-то тип, скорее всего, тот, что был в синем «БМВ», тот, что постарше, и схватил Алку за плечо. У Надежды в руках была сумка, а у Алки – только клеточка с Кешей. Опасаясь повредить попугаю, Алка застыла на месте, прижимая левой рукой клетку к груди. Мужчина потянулся к клетке, он в суматохе не разглядел, что там Алка прячет, Алка дернулась, и мужик невольно оторвал рукав от того самого турецкого платья в горошек, причем Надежда ощутила прилив глубокой радости, сообразив, что это платье Алка никогда уже больше не наденет. Мужик как-то ловко пролез в окно, загнал Алку в угол и стал вырывать клетку с попугаем. Надежда в это время тоже не дремала, она ринулась к двери, чтобы позвать на помощь Пауля, и увидела, что Пауль, приятно беседуя, удаляется с хранительницей под ручку от бабушкиного дома, чтобы, как он думал, дать Надежде с Алкой возможность закончить все свои дела внутри.

Помощи ждать было неоткуда. Под руку Надежде попалась какая-то деревянная штука, кажется, цеп, она схватила ее и, недолго думая, огрела нападавшего на Алку мужика по спине, но не очень сильно. Тот повернулся к Надежде, в это время Алка, освободившись, кинула клеточку с Кешей прямо Надежде в руки. Нападавший метнулся за клеткой, получилось что-то подобное детской игре «в собачки», где Кеша играл роль мячика.

Алка, разглядев оторванный рукав, пришла в неописуемую ярость и пошла на бандита, сверкая глазами. Но он этого не видел, потому что вцепился в клетку с Кешей и дергал ее на себя. Алка сзади схватила агрессора за шею и стала его душить. Поскольку руки у него были заняты клеткой, он решил драться ногами, но лягаться назад умеет только осел, поэтому ногой бандит поразил врага, находившегося спереди, то есть Надежду. Ощутив, как в глазах у нее потемнело от боли, Надежда осела на пол амбара, выпустив из рук клетку.

Разглядев, наконец, что в руках у него находится лишь обалдевший попугай, в котором нет ничего интересного, бандит отбросил наполовину сломанную клетку, повернулся к Алке, дал ей по шее и принялся обшаривать карманы. В кармане у Алки лежала только косметичка, все деньги и паспорта находились в сумке у Надежды.

Бандит выхватил косметичку, но не тут-то было. Надежда подползла к нему и вцепилась зубами в руку. Это дало Алке некоторое преимущество, она вырвала свою косметичку и бросилась во двор, где не было ни души, лишь довольно далеко виднелись спины удалявшихся Пауля и хранительницы музея.

Алка выскочила во двор, бандит – за ней, а потом уже ковыляла Надежда. Алка с бандитом бегали вокруг колодца, Надежда тоже включилась в круг. Алка бросила косметичку Надежде, хотела опять поиграть «в собачки», но голова у Надежды кружилась, и она упустила косметичку прямо в колодец. Бандит, недолго думая, бросился за ней и скрылся в колодце. Алка повернула журавль и опустила в колодец тяжеленную дубовую бадью. Бадья шлепнулась с глухим чмоком, как в тесто. Надежда заглянула вниз. Колодец был без воды, декоративный, метра полтора, но здоровенная бадья аккуратно закрыла выход, так что бандиту было не выбраться без посторонней помощи.

– Алка, что у тебя в косметичке было?

– Да так, ничего особенного, платок носовой, помада, пудреница наполовину

пустая.

– Ну и бог с ней, купишь себе все новое. Вот возьми мой шарф рукав прикрыть.

– Вот паразит! – Алка вспомнила про рукав. – И что он ко мне привязался?

– Наверняка видел в окошко, что мы там в доме что-то нашли, он же не знал, что ты это на груди спрячешь. Как фотография, цела?

– Спрашиваешь! Ладно, сматываемся, этот пусть сам выбирается, как хочет.

Хранитель музея рассказала Паулю, что неделю назад у них как раз в этом доме произошло ЧП. Приехали русские туристы и устроили форменный дебош. Особенно отличился один, такой с виду приличный человек маленького роста с вот такими ушами. Он так бесновался, хотели было вызвать полицию, но его спутники очень извинялись и уволокли его из музея чуть не силой.

– Петюнчик! – взвизгнула Алка.

– Алка, это же он нарочно, чтобы его запомнили! Алка, мы на верном пути!

Пауль любезно распрощался с хозяйкой и вместе со своими спутницами бодрым шагом направился восвояси. Выйдя за ворота, он остановился и уставился на Надежду взглядом следователя:

– Пауль, никаких художественных ценностей! Мы дамы порядочные, такими вещами не занимаемся.

А Алка вынула фотографию.

– М-да… Где же это может быть? Кладка средневековая, окно видно не полностью, поэтому точно определить затрудняюсь… Может быть, это в Пирита? Возможно, но не уверен…

Задумавшись, Пауль забормотал по-эстонски, потом, спохватившись, извинился. Тут как раз подошел автобус, и они поехали обратно в город.

Проводив подруг до гостиницы, Пауль предложил им поужинать в пиццерии. Оставив несчастного Кешу на попечении дежурной по этажу и переодевшись, дамы приняли предложение.

Пиццерия произвела на Надежду огромное впечатление. Большое помещение все в красных тонах располагалось в полуподвале. Столы были такие длинные, что посетители, сидящие на одном конце, с трудом видели тех, кто сидит на другом. Когда принесли пиццу на огромных сковородках, Надежда поняла, для чего нужны такие огромные столы. Обслуживали в пиццерии совсем молоденькие и очень хорошенькие девушки, все в красном. В разных местах обширного помещения стояли на маленьких пьедесталах статуи из блестящего металла.

– Неужели бронза? – тихонько удивлялась Алка.

– Латунь! – безапелляционно ответила Надежда. – Но все равно красиво.

Пауль выбрал пиццу «Маргарита», Надежда – самую обычную, с ветчиной и грибами, Алка же, как всегда, выпендрилась и заказала пиццу с салями и ананасами.

Народу в пиццерии оказалось довольно много, но за счет обширного помещения столы не были заполнены. Поэтому Надежда слегка удивилась, когда какая-то пара села прямо рядом с ними, ведь за длинным столом было достаточно места. Соседкой Надежды оказалась молодая женщина, ее приятель сидел рядом, и Надежде было его видно хуже, но что-то в его внешности показалось ей смутно знакомым. Бросалась в глаза шапка черных вьющихся волос. Эта пара говорила между собой по-английски, но по блеску в глазах девицы Надежда уловила, что та понимает по-русски и прислушивается к их с Паулем разговору. Надежда направила беседу в историческое русло, и пока Пауль читал им лекцию о прошлом Эстонии, спокойно ела пиццу. Алка обиженно ковырялась в своей тарелке – она не могла понять, почему ананас в пицце приобрел какой-то гадостный привкус.

– Ну как, Алка, тебе нравится?

– Ммм, – неуверенно ответила Алка, – а чем это посыпано?

– Орегано, – злорадствовала Надежда, – в следующий раз не будешь выпендриваться.

– Ты что это, Надежда, такая сердитая? – шепотом спросила Алка.

– Да понимаешь, очень мне эта парочка не нравится. Мужчина тебе никого не напоминает?

– Певец был такой, Африк Симон, – добросовестно стала вспоминать Алка, – еще теннисист, забыла фамилию, Тимофееву он очень нравился…

– Это все не то, а вот если отбросить эту его лохматость…