Компромат на суженого
Шрифт:
– Ну вот, теперь у тебя мания преследования.
– Надежда, не спорь, уж если я говорю, значит, знаю, – сказала Алка голосом завуча. Когда она начинала так говорить, спорить с ней действительно было чревато.
Надежда пригляделась повнимательнее и обмерла. В машине ехало двое, один тот самый конкурент номер два, а другой – постарше и видом попроще.
– Ну вот, – Алка расстроилась, – ты говорила, что одного мы вчера из игры вывели, остается шестеро, а теперь выходит, что их семь. Размножаются они, что ли? Этак мы за ними не успеем.
Наконец
– А попугая ты как представил? – поинтересовалась Надежда. – Или у нас в Югославии всюду принято ходить со своими попугаями?
Пауль уверенно вел их среди старых деревенских домов, мельниц и хозяйственных построек, живописно разбросанных на берегу моря. Подойдя к одному из домов – длинному низкому строению из огромных потемневших бревен, – он сказал Алке:
– Вот, мадам, это, можно сказать, родной дом вашего мужа. Хотя, кажется, он в нем никогда не бывал.
Алка оживилась, вошла в избу и стала там все буквально обнюхивать. Попугай заволновался и изрек профессорским тоном:
– Р-р-ренессанс!
В доме под одной крышей размещались и жилые комнаты, и что-то вроде сарая или амбара. В этой хозяйственной части висели и стояли разные сельскохозяйственные орудия, некоторые знакомые – грабли, вилы и косы, а некоторые совершенно непонятно для чего предназначенные, видимо, уже давно вышедшие из обычного деревенского обихода. В этой части дома ничего особенно интересного не попалось, и Надежда вслед за Алкой перешла в жилые комнаты.
Войдя в одно из помещений, где, судя по обстановке, раньше жила женщина, Алка вдруг превратилась в соляной столп.
– Ты чего?
– Смотри!
Ничего особенного Надежда не увидела. Маленькая комнатка, кровать, застеленная красивым домотканым одеялом. Что-то вроде прялки. Низенький столик с керосиновой лампой. Вот на эту лампу Алка и смотрела как зачарованная.
– Ну что ты на эту лампу уставилась?
Алка, не в силах открыть рот, ткнула пальцем. Между краешком металлического основания и стеклянного колпака лампы был всунут фантик. Желтый фантик от конфеты «Каракум» с верблюдом.
Надежда осторожно вытащила фантик из лампы.
– Ну и что? Фантик как фантик.
– Это Петюнчика любимые конфеты, – проговорила Алка, едва сдерживая слезы, – он их с самого детства любит, еще с детского сада…
– Ты его что – с детского сада знаешь? – изумилась Надежда. – Алка, не валяй дурака, вы познакомились, когда тебе было двадцать восемь лет!
– Ну и что, – ответила Алка обычным голосом, – он мне рассказывал!
– Ну, мало ли кто такие конфеты любит, – протянула Надежда.
– А он фантики именно так складывает, – опять всхлипнула Алка.
– Постой-ка, ты никак реветь собралась, – но Алка уже ревела.
Тогда Надежда развернула фантик.
– Фабрика имени Крупской, это точно наша, питерская, да, вот и написано – Санкт-Петербург. Значит, точно, Петюнчик здесь был, тебе знак оставил – как Мальчик-с-пальчик.
Но Алка была не в состоянии уловить иронию в Надеждиных словах, она разревелась всерьез.
– А я не верила… я еще до сих пор не верила, думала, он меня бросил… Бедный Петю-у-унчик! Его похитили, его, может быть, пыта-али!
– Не сыпь мне соль на р-рану! – очень кстати пропел попугай хриплым басом.
– Алка, прекрати немедленно! Нашла время реветь! Он оставил знак, который могла заметить только ты, – значит, он верил, что ты его будешь искать и найдешь. Он в тебя верил! И ты должна собраться и действительно его найти. И еще одно: раз он оставил нам знак, то, наверное, он еще что-то здесь спрятал. Давай искать как следует.
Алка вытерла слезы и уставилась на Надежду осмысленным взглядом. Потом она высморкалась в большой мужской носовой платок, который опрометчиво предложил ей Пауль, когда она по обыкновению чихнула в автобусе пять раз, и энергично принялась за обыск. Пауль стоял на стреме, вернее, отвлекал эстонскую смотрительницу от странных действий своих спутниц, а Надежде оставалось только постараться ввести Алкину неуемную энергию в разумное русло.
Они перетрясли аккуратную постель, чуть ли не по винтику разобрали прялку (правда, как раз винтиков в ней совершенно не было, она вся оказалась составлена из разных деревянных штучек, и собрать ее снова Надежде помог лишь многолетний инженерный опыт). Затем они перебрали все вышитые салфеточки и полотенца, расстеленные где только можно. Ничего интересного не попадалось. Вернее, очень многие вышивки вызвали у Надежды истинное восхищение, и она утвердилась в мысли заняться этим трудоемким делом на пенсии – но все это было явно не то.
Вдруг попугай истошно завопил:
– Зр-ри в кор-рень!
Надежда от неожиданности выронила очередную хорошенькую салфеточку, но реплика попугая придала ее мыслям новое направление.
– Алка, сойди!
– С чего сойти?
– Ну, с того, на чем ты стоишь. Ну, как это, я уже слова русские здесь забывать стала. С коврика… то есть с половика.
Алка удивленно уставилась себе под ноги и послушно сошла с яркого красно-синего половика. Надежда подняла его за край и с торжествующим видом схватила с пола черно-белую фотографию. Алка кинулась к ней, по дороге свалив тяжеленный табурет, и стала вырывать фотографию из рук, исступленно вскрикивая: