Комсомолец
Шрифт:
Я точно помнил, что в зареченских газетах девяностых годов упоминалось: убийца-каннибал прятал кости своих жертв на грядке ещё с середины сороковых годов. Рассуждая логически, я предположил, что к тысяча девятьсот шестьдесят девятому году он закопал в огороде не меньше пяти человек. «Под окнами», — это утверждение врезалось мне в память. Со стороны улицы никаких грядок под окнами не заметил. А это значительно сужало фронт работы для земляных работ, что не могло не радовать.
Посмотрел на связанного по рукам и ногам хозяина
— Жди здесь, — сказал я. — Не скучай. Скоро вернусь.
Первым делом я собирался осмотреть сам дом, а так же взглянуть изнутри на примыкавшие почти вплотную к дому сараи. Не потому что предполагал найти там заготовленные впрок (копчёные или солёные) части человеческих тел: сомневался, что Каннибал мог оказаться настолько неосторожен (да и подобная мысль виделась мне дикой, невероятной, неправдоподобной). Но всё же надеялся обнаружить там хоть какие-то намёки на уже совершённые хозяином дома в прошлом преступления — странные вещи или следы (человеческие кости?).
Осмотр дома завершил быстро. Потратил на него не больше четверти часа. Комнаты оказались почти пустыми (минимум мебели и вещей): их жилец явно не страдал хомячеством. Я не наткнулся в шкафах ни на арсенал оружия, ни на неуместные в доме одинокого мужчины женские или детские вещи (хотя одежда самого Жидкова выглядела, как подростковая). Не встретились мне ни ювелирные украшения, ни золотые (стоматологические) коронки. Не заметил ничего, что указывало бы на Жидкова, как на «того самого» Каннибала.
— Честный советский человек не стал бы держать в сенях обрез, — сказал я сам себе.
Вернулся к связанному Жидкову — тот всё ещё пребывал без сознания. Обвязал ему голову шарфом (прихватил тот, когда рылся в вещах хозяина дома): не хватало ещё, чтобы Жидков, когда очнётся, принялся орать (на лай собаки соседи, быть может, и не обратят внимания, а вот человеческие вопли вряд ли проигнорируют). Рана у него на голове уже не кровоточила — умереть от потери крови ему в ближайший час не грозило. Я убедился, что мужчина нормально дышал (не задохнётся, пока я исследую его территорию).
Вышел из дома — поспешил сойти с крыльца и стал так, чтобы от дороги меня заслоняла стена сарая (будёновка будёновкой, но и об осторожности забывать не следовало). Посмотрел на собачью будку, из которой за мной следил лохматый пёс. Срываться на истеричный лай четвероногий страж не спешил: похоже, что он помнил спокойное отношение к моему визиту со стороны его хозяина. Но и оставлять гостя без присмотра пёс не собирался — сверлил меня внимательным взглядом.
«Если бы был лопатой, то где бы спрятался?» — подумал я.
Взгляд метнулся к приоткрытой двери ближайшего сарая. Кроме осмотра хозяйственных построек я намеревался разжиться орудием для копания в огороде. Потому что разгребать землю на грядках руками я не хотел — то удел совсем уж безумных археологов. Меня же сохранность найденного волновала меньше, нежели сам факт находок. Потому я предпочёл бы орудовать обычной совковой лопатой. А такая нужная в хозяйстве вещь, как совковая лопата, у Рихарда Жидкова точно была, раз за его домом находились сельхозугодия.
Вошёл в сарай, услышал за спиной звон цепи — то выбрался из будки пёс, озадаченный моей наглостью и самоуправством. Должно быть, нечасто по его двору свободно расхаживали посторонние, да ещё и в одиночку. Меня удивление четвероногого стража сейчас не волновало. Мой виртуальный таймер, запущенный ударом кастета по затылку хозяина дома, отсчитывал отведённые на поиски минуты. Я не случайно явился к Жидкову так рано. Надеялся, что в ближайшие часы к нему никто не нагрянет с визитом (утро, воскресенье).
Щёлкнул выключателем и сразу же заметил в сарае давнего знакомца — велосипед «Урал». Тот стоял у стены, чуть склонившись набок, будто отдыхал. Вымытая рама, смазанная маслом цепь — велосипед выглядел ухоженным, почти новым. Хотя потёртости на шинах говорили, что пользовались им нередко. Я не удержался, подошёл к железному коню — осмотрел его вблизи. Покачал головой (у деда был ну точно такой же!). Однако не прикоснулся к нему: опасался оставить свои отпечатки пальцев (даже если их и не станут тут искать).
Нашёл я в сарае и инструменты. Причем, не только садовые. На хитроумных креплениях на стене висели две лопаты, грабли, вилы, мотыга… Мой взгляд приковала к себе большая колода — вполне пригодная для колки дров. Рядом с ней, на стене, я обнаружил топор, больше похожий на мясницкий — не на колун. Сразу же закралась мысль о том, что на колоде рубили вовсе не дрова (зачем дрова, если печь топили углём?); что использовали её для разделки мясных туш (человеческих?) — тем более: её цвет намекал именно на это обстоятельство.
Я подошёл к колоде. Пригляделся. «Кровь?» Если и так, то кровь пролилась на деревяшку точно не сегодня и не вчера. Я не почувствовал запаха. Не факт, что она была человеческой. А может, и вовсе не являлась кровью — краской или какой-нибудь ржавчиной. «Сомневаюсь, что эта находка заставит доблестную советскую милицию уверовать в виновность Жидкова, — подумал я. — Даже в том случае, если они соизволят отнести кровь с этой деревяшки на экспертизу. Время тестов ДНК придёт не скоро. А так… ну кровь…»