Кому на Руси жить хорошо. Поэмы

Некрасов Николай Алексеевич

Однако такой поток сочувствия не мог не радовать поэта, укрепляя его в мыслях о том, что жизнь его не напрасна, а поэзия людям необходима. В начале февраля к поэту пришла депутация студентов нескольких институтов с адресом, в котором выражалось преклонение этой молодежи перед ним, поэтом и гражданином: «Из уст в уста передавая дорогие нам имена, не забудем мы и твоего имени и вручим его исцеленному и прозревшему народу, чтобы знал он того, чьих много добрых семян упало на почву народного счастья. Знай же, что ты не одинок, что взлелеет и возрастит семена эти всей душой тебя любящая учащаяся молодежь русская». Под текстом было 395 подписей. Некрасов с волнением выслушал послание студентов, а потом прочитал депутатам стихотворение «Вам, мой дар ценившим и любившим…», которое не вошло в «Последние песни», и подарил на память листок, на котором было им записано это его лирическое прощание с читателями: «Вам, ко мне участье заявившим в черный год, простертый надо мной, посвящаю труд последний мой!» Лист с автографом поэта, окантованный под стекло, долго висел на стене читального зала студенческой библиотеки Петербургского университета.

После состоявшейся все-таки в апреле 1877 г. операции, которая подарила больному еще несколько месяцев жизни, здоровье его несколько улучшилось. Некрасов мог ходить по комнате, сидеть в кресле, принимал приятных ему посетителей. В начале лета состоялась последняя его встреча с Тургеневым, которая так потрясла обоих, что они смогли только обменяться безмолвным рукопожатием. Живя летом на даче, Некрасов начал диктовать свою автобиографию. В ноябре он получил последний привет от Чернышевского из далекого Вилюйска.

И в эти свои последние месяцы он продолжал сочинять стихи, в которых звучали главные темы его творчества: обращения к родине, к народу, к ушедшим соратникам и к тем молодым, кому предстоит нести в народ «разумное, доброе, вечное», к другу-читателю. И, конечно же, к Музе, служению которой он посвятил себя. К ней обращено последнее стихотворение Некрасова, сочиненное за несколько дней до кончины:

О Муза! я у двери гроба!Пускай я много виноват,Пусть увеличит во сто кратМои вины людская злоба —Не плачь! Завиден жребий наш,Не наругаются над нами:Меж мной и честными сердцамиПорваться долго ты не дашьЖивому, кровному союзу!..

Некрасова не стало 27 декабря 1877 года (по новому стилю 8 января 1878 г.). 30 декабря состоялись похороны его на Новодевичьем кладбище. От Литейного проспекта до Московской заставы гроб несли на руках, а сопровождала его толпа в пять тысяч человек. Так в России не хоронили еще ни одного поэта.

Надежда Тархова

1855

В.Г. Белинский

В одном из переулков дальныхСреди друзей своих печальныхПоэт в подвале умиралИ перед смертью им сказал:«Как я, назад тому семь летДругой бедняк покинул свет,Таким же сокрушен недугом.Я был его ближайшим другомИ братом по судьбе. Мы шлиОдной тернистою дорогойИ пересилить не моглиСудьбы, – равно к обоим строгой.Он честно истине служил,Он духом был смелей и чище,Зато и раньше проложилСебе дорогу на кладбище…А ныне очередь моя…Его я пережил не много;Я сделал мало, волей богаПогибла даром жизнь моя.Мои страданья были люты,Но многих был я сам виной;Теперь, в последние минуты,Хочу я долг исполнить мой,Хочу сказать о бедном другеВсё, что я видел, что я зналИ что в мучительном недугеОн честным людям завещал…Родился он почти плебеем(Что мы бесславьем разумеем,Что он иначе понимал).Его отец был лекарь жалкой,Он только пить любил да палкойК ученью сына поощрял.Процесс развития – в РоссииНе чуждый многим – проходя,Книжонки дельные, пустыеЧитало с жадностью дитя,Притом, как водится, украдкой…Тоска мечтательности сладкойИм овладела с малых лет…Какой прозаик иль поэтПомог душе его развиться,К добру и славе прилепиться —Не знаю я. Но в нем кипелРодник богатых сил природных —Источник мыслей благородныхИ честных, бескорыстных дел!..С кончиной лекаря, на светеОстался он убог и мал;Попал в Москву, учиться сталВ Московском университете;Но выгнан был, не доказавКаких-то о рожденье прав,Не удостоенный патентом,—И оставался целый векНедоучившимся студентом.(Один ученый человекКолол его неоднократноТаким прозванием печатно,Но, впрочем, бог ему судья!..)Бедняк, терпя нужду и горе,В подвале жил – и начал вскореПисать в журналах. Помню я:Писал он много… Мыслью новой.Стремленьем к истине суровойГорячий труд его дышал,—Его заметили… В ту поруПришла охота прожектеру,Который барышей желал,Обширный основать журнал…Вникая в дело неглубоко,Искал он одного, чтоб тот,Кто место главное займет,Писал разборчиво – и срокаВ доставке своего трудаНе нарушал бы никогда.Белинский как-то с ним списалсяИ жить на Север перебрался…Тогда всё глухо и мертвоВ литературе нашей было:Скончался Пушкин; без негоЛюбовь к ней в публике остыла…В боренье пошлых мелочейОна погрязнув поглупела…До общества, до жизни ейКак будто не было и дела.В то время как в родном краюОткрыто зло торжествовало,Ему лишь “баюшки-баю”Литература распевала.Ничья могучая рукаЕе не направляла к цели;Лишь два задорных полякаНа первом плане в ней шумели.Уж новый гений подымалТогда главу свою меж нами,Но он один изнемогал,Тесним бесстыдными врагами;К нему под знамя приносилЗапас идей, надежд и силКружок еще несмелый, тесный…Потребность сильная былаВ могучем слове правды честной,В открытом обличенье зла…И он пришел, плебей безвестный!..Не пощадил он ни льстецов,Ни подлецов, ни идиотов,Ни в маске жарких патриотовБлагонамеренных воров!Он все предания проверил,Без ложного стыда измерилВсю бездну дикости и зла,Куда, заснув под говор лести,В забвенье истины и чести,Отчизна бедная зашла!Он расточал ей укоризныЗа рабство – вековой недуг,—И прокричал врагом отчизныЕго – отчизны ложный друг.Над ним уж тучи собирались,Враги шумели, ополчались.Но дикий вопль клеветникаНе помешал ему пока…В нем силы пуще разгорались,И между тем как перед нимЕго соратники редели,Смирялись, пятились, немели,Он шел один неколебим!..О! сколько есть душой свободныхСынов у родины моей,Великодушных, благородныхИ неподкупно верных ей,Кто в человеке брата видит,Кто зло клеймит и ненавидит,Чей светел ум и ясен взгляд,Кому рассудок не теснятПреданья ржавые оковы,—Не все ль они признать готовыЕго учителем своим?..Судьбой и случаем храним,Трудился долго он – и много(Конечно, не без воли бога)Сказать полезного успелИ может быть бы уцелел…Но поднялась тогда тревогаВ Париже буйном – и у насПо-своему отозвалась…Скрутили бедную цензуру —Послушав наконец клевет,И разбирать литературуСозвали целый комитет.По счастью, в нем сидели людиЧестней, чем был из них один,Фанатик ярый Бутурлин,Который, не жалея груди,Беснуясь, повторял одно:“Закройте университеты,И будет зло пресечено!..”(О муж бессмертный! не воспетыЕще никем твои слова,Но твердо помнит их молва!Пусть червь тебя могильный гложет,Но сей совет тебе поможетВ потомство перейти верней,Чем том истории твоей…)Почти полгода нас судили,Читали, справки наводили —И не остался прав никто…Как быть! спасибо и за то,Что не был суд бесчеловечен…Настала грустная пора,И честный сеятель добраКак враг отчизны был отмечен;За ним следили, и тюрьмуВраги пророчили ему…Но тут услужливо могилаЕму объятья растворила:Замучен жизнью трудовойИ постоянной нищетой,Он умер… Помянуть печатноЕго не смели… Так о немСлабеет память с каждым днемИ скоро сгибнет невозвратно!..»Поэт умолк. А через деньСкончался он. Друзья сложилисьИ над усопшим согласилисьПоставить памятник, но леньИсполнить помешала вскореБлагое дело, а потомМогила заросла кругом:Не сыщешь… Не велико горе!Живой печется о живом,А мертвый спи глубоким сном…

Саша

1

Словно как мать над сыновней могилой,Стонет кулик над равниной унылой,Пахарь ли песню вдали запоет —Долгая песня за сердце берет;Лес ли начнется – сосна да осина…Невесела ты, родная картина!Что же молчит мой озлобленный ум?..Сладок мне леса знакомого шум,Любо мне видеть знакомую ниву —Дам же я волю благому порывуИ на родимую землю моюВсе накипевшие слезы пролью!Злобою сердце питаться устало —Много в ней правды, да радости мало;Спящих в могилах виновных тенейНе разбужу я враждою моей.Родина-мать! я душою смирился,Любящим сыном к тебе воротился.Сколько б на нивах бесплодных твоихДаром ни сгинуло сил молодых,Сколько бы ранней тоски и печалиВечные бури твои ни нагналиНа боязливую душу мою —Я побежден пред тобою стою!Силу сломили могучие страсти,Гордую волю погнули напасти,И про убитую Музу моюЯ похоронные песни пою.Перед тобою мне плакать не стыдно,Ласку твою мне принять не обидно —Дай мне отраду объятий родных,Дай мне забвенье страданий моих!Жизнью измят я… и скоро я сгину…Мать не враждебна и к блудному сыну:Только что ей я объятья раскрыл —Хлынули слезы, прибавилось сил.Чудо свершилось: убогая ниваВдруг просветлела, пышна и красива,Ласковей машет вершинами лес,Солнце приветливей смотрит с небес.Весело въехал я в дом тот угрюмый,Что, осенив сокрушительной думой,Некогда стих мне суровый внушил…Как он печален, запущен и хил!Скучно в нем будет. Нет, лучше поеду,Благо не поздно, теперь же к соседуИ поселюсь среди мирной семьи.Славные люди – соседи мои,Славные люди! Радушье их честно,Лесть им противна, а спесь неизвестна.Как-то они доживают свой век?Он уже дряхлый, седой человек,Да и старушка не многим моложе.Весело будет увидеть мне тожеСашу, их дочь… Недалеко их дом.Всё ли застану по-прежнему в нем?

2

Добрые люди, спокойно вы жили,Милую дочь свою нежно любили.Дико росла, как цветок полевой,Смуглая Саша в деревне степной.Всем окружив ее тихое детство,Что позволяли убогие средства,Только развить воспитаньем, увы!Эту головку не думали вы.Книги ребенку – напрасная мука,Ум деревенский пугает наука;Но сохраняется дольше в глушиПервоначальная ясность души,Рдеет румянец и ярче и краше…Мило и молодо дитятко ваше,—Бегает живо, горит, как алмаз,Черный и влажный смеющийся глаз,Щеки румяны, и полны, и смуглы,Брови так тонки, а плечи так круглы!Саша не знает забот и страстей,А уж шестнадцать исполнилось ей…Выспится Саша, поднимется рано,Черные косы завяжет у станаИ убежит, и в просторе полейСладко и вольно так дышится ей.Та ли, другая пред нею дорожка —Смело ей вверится бойкая ножка;Да и чего побоится она?..Всё так спокойно; кругом тишина,Сосны вершинами машут приветно,—Кажется, шепчут, струясь незаметно,Волны под сводом зеленых ветвей:«Путник усталый! бросайся скорейВ наши объятья: мы добры и радыДать тебе, сколько ты хочешь, прохлады».Полем идешь – всё цветы да цветы,В небо глядишь – с голубой высотыСолнце смеется… Ликует природа!Всюду приволье, покой и свобода;Только у мельницы злится река:Нет ей простора… неволя горька!Бедная! как она вырваться хочет!Брызжется пеной, бурлит и клокочет,Но не прорвать ей плотины своей.«Не суждена, видно, волюшка ей, —Думает Саша, – безумно роптанье…»Жизни кругом разлитой ликованьеСаше порукой, что милостив бог…Саша не знает сомненья тревог.Вот по распаханной, черной поляне,Землю взрывая, бредут поселяне —Саша в них видит довольных судьбойМирных хранителей жизни простой:Знает она, что недаром с любовьюЗемлю польют они потом и кровью…Весело видеть семью поселян,В землю бросающих горсти семян;Дорого-любо, кормилица-нива!Видеть, как ты колосишься красиво,Как ты, янтарным зерном налита,Гордо стоишь, высока и густа!Но веселей нет поры обмолота:Легкая дружно спорится работа;Вторит ей эхо лесов и полей,Словно кричит: «Поскорей! поскорей!»Звук благодатный! Кого он разбудит,Верно, весь день тому весело будет!Саша проснется – бежит на гумно.Солнышка нет – ни светло, ни темно,Только что шумное стадо прогнали.Как на подмерзлой грязи натопталиЛошади, овцы!.. Парным молокомВ воздухе пахнет. Мотая хвостом,За нагруженной снопами телегойЧинно идет жеребеночек пегой,Пар из отворенной риги валит,Кто-то в огне там у печки сидит.А на гумне только руки мелькаютДа высоко молотила взлетают,Не успевает улечься их тень.Солнце взошло – начинается день…Саша сбирала цветы полевые,С детства любимые, сердцу родные,Каждую травку соседних полейЗнала по имени. Нравилось ейВ пестром смешении звуков знакомыхПтиц различать, узнавать насекомых.Время к полудню, а Саши всё нет.«Где же ты, Саша? простынет обед,Сашенька! Саша!..» С желтеющей нивыСлышатся песни простой переливы;Вот раздалося «ау!» вдалеке;Вот над колосьями в синем венкеЧерная быстро мелькнула головка…«Вишь ты, куда забежала, плутовка!Э!.. да никак колосистую рожьПереросла наша дочка!» – Так что ж? —«Что? ничего! понимай, как умеешь!Что теперь надо, сама разумеешь:Спелому колосу – серп удалой,Девице взрослой – жених молодой!»– Вот еще выдумал, старый проказник! —«Думай не думай, а будет нам праздник!»Так рассуждая, идут старикиСаше навстречу; в кустах у рекиСмирно присядут, подкрадутся ловко,С криком внезапным: «Попалась, плутовка!» —Сашу поймают, и весело имСвидеться с дитятком бойким своим…В зимние сумерки нянины сказкиСаша любила. Поутру в салазкиСаша садилась, летела стрелой,Полная счастья, с горы ледяной.Няня кричит: «Не убейся, родная!»Саша, салазки свои погоняя,Весело мчится. На полном бегуНабок салазки – и Саша в снегу!Выбьются косы, растреплется шубка —Снег отряхает, смеется, голубка!Не до ворчанья и няне седой:Любит она ее смех молодой…Саше случалось знавать и печали:Плакала Саша, как лес вырубали,Ей и теперь его жалко до слез.Сколько тут было кудрявых берез!Там из-за старой, нахмуренной елиКрасные грозды калины глядели,Там поднимался дубок молодой.Птицы царили в вершине лесной,Понизу всякие звери таились.Вдруг мужики с топорами явились —Лес зазвенел, застонал, затрещал.Заяц послушал – и вон побежал,В темную нору забилась лисица,Машет крылом осторожнее птица,В недоуменье тащат муравьиЧто ни попало в жилища свои.С песнями труд человека спорился:Словно подкошен, осинник валился,С треском ломали сухой березняк,Корчили с корнем упорный дубняк,Старую сосну сперва подрубали,После арканом ее нагибалиИ, поваливши, плясали на ней,Чтобы к земле прилегла поплотней.Так, победив после долгого боя,Враг уже мертвого топчет героя.Много тут было печальных картин:Стоном стонали верхушки осин,Из перерубленной старой березыГрадом лилися прощальные слезыИ пропадали одна за другойДанью последней на почве родной.Кончились поздно труды роковые.Вышли на небо светила ночные,И над поверженным лесом лунаОстановилась, кругла и ясна,—Трупы деревьев недвижно лежали;Сучья ломались, скрипели, трещали,Жалобно листья шумели кругом.Так, после битвы, во мраке ночномРаненый стонет, зовет, проклинает.Ветер над полем кровавым летает —Праздно лежащим оружьем звенит,Волосы мертвых бойцов шевелит!Тени ходили по пням беловатым,Жидким осинам, березам косматым;Низко летали, вились колесомСовы, шарахаясь оземь крылом;Звонко кукушка вдали куковала,Да, как безумная, галка кричала,Шумно летая над лесом… но ейНе отыскать неразумных детей!С дерева комом галчата упали,Желтые рты широко разевали,Прыгали, злились. Наскучил их крик —И придавил их ногою мужик.Утром работа опять закипела.Саша туда и ходить не хотела,Да через месяц – пришла. Перед нейВзрытые глыбы и тысячи пней;Только, уныло повиснув ветвями,Старые сосны стояли местами,Так на селе остаются одниСтарые люди в рабочие дни.Верхние ветви так плотно сплелися,Словно там гнезда жар-птиц завелися,Что, по словам долговечных людей,Дважды в полвека выводят детей.Саше казалось, пришло уже время:Вылетит скоро волшебное племя,Чудные птицы посядут на пни,Чудные песни споют ей они!Саша стояла и чутко внимала.В красках вечерних заря догорала —Через соседний несрубленный лесС пышно-румяного края небесСолнце пронзалось стрелой лучезарной,Шло через пни полосою янтарнойИ наводило на дальний бугорСвета и теней недвижный узор.Долго в ту ночь, не смыкая ресницы,Думает Саша: что петь будут птицы?В комнате словно тесней и душней.Саше не спится, – но весело ей.Пестрые грезы сменяются живо,Щеки румянцем горят не стыдливо,Утренний сон ее крепок и тих…Первые зорьки страстей молодых!Полны вы чары и неги беспечной,Нет еще муки в тревоге сердечной;Туча близка, но угрюмая теньМедлит испортить смеющийся день,Будто жалея… И день еще ясен…Он и в грозе будет чудно прекрасен,Но безотчетно пугает гроза…Эти ли детски живые глаза,Эти ли полные жизни ланитыГрустно поблекнут, слезами покрыты?Эту ли резвую волю во властьГордо возьмет всегубящая страсть?..Мимо идите, угрюмые тучи!Горды вы силой! свободой могучи:С вами ли, грозные, вынести бойСлабой и робкой былинке степной?..

3

Третьего года, наш край покидая,Старых соседей моих обнимая,Помню, пророчил я Саше моейДоброго мужа, румяных детей,Долгую жизнь без тоски и страданья…Да не сбылися мои предсказанья!В страшной беде стариков я застал.Вот что про Сашу отец рассказал:«В нашем соседстве усадьба большаяЛет уже сорок стояла пустая;В третьем году наконец прикатилБарин в усадьбу и нас посетил,Именем: Лев Алексеич Агарин,Ласков с прислугой, как будто не барин,Тонок и бледен. В лорнетку глядел,Мало волос на макушке имел.Звал он себя перелетною птицей:“Был, – говорит, – я теперь за границейМного видал я больших городов,Синих морей и подводных мостов —Всё там приволье, и роскошь, и чудо,Да высылали доходы мне худо.На пароходе в Кронштадт я пришел,И надо мной всё кружился орел,Словно пророчил великую долю”.Мы со старухой дивилися вволю,Саша смеялась, смеялся он сам…Начал он часто похаживать к нам,Начал гулять, разговаривать с СашейДа над природой подтрунивать нашей —Есть-де на свете такая страна,Где никогда не проходит весна,Там и зимою открыты балконы,Там поспевают на солнце лимоны,И начинал, в потолок посмотрев,Грустное что-то читать нараспев.Право, как песня слова выходили.Господи! сколько они говорили!Мало того: он ей книжки читалИ по-французски ее обучал.Словно брала их чужая кручина,Всё рассуждали: какая причина,Вот уж который теперича векБеден, несчастлив и зол человек?“Но, – говорит, – не слабейте душою:Солнышко правды взойдет над землею!”И в подтвержденье надежды своейСтарой рябиновкой чокался с ней.Саша туда же – отстать-то не хочет —Выпить не выпьет, а губы обмочит;Грешные люди – пивали и мы.Стал он прощаться в начале зимы:“Бил, – говорит, – я довольно баклуши,Будьте вы счастливы, добрые души,Благословите на дело… пора!”Перекрестился – и съехал с двора…В первое время печалилась Саша,Видим: скучна ей компания наша.Годы ей, что ли, такие пришли?Только узнать мы ее не могли:Скучны ей песни, гаданья и сказки.Вот и зима! – да не тешат салазки.Думает думу, как будто у нейБольше забот, чем у старых людей.Книжки читает, украдкою плачет.Видели: письма всё пишет и прячет.Книжки выписывать стала сама —И наконец набралась же ума!Что ни спроси, растолкует, научит,С ней говорить никогда не наскучит;А доброта… Я такой добротыВек не видал, не увидишь и ты!Бедные все ей приятели-други:Кормит, ласкает и лечит недуги.Так девятнадцать ей минуло лет.Мы поживаем – и горюшка нет.Надо же было вернуться соседу!Слышим: приехал и будет к обеду.Как его весело Саша ждала!В комнату свежих цветов принесла;Книги свои уложила исправно,Просто оделась, да так-то ли славно;Вышла навстречу – и ахнул сосед!Словно оробел. Мудреного нет:В два-то последние года на дивоСашенька стала пышна и красива,Прежний румянец в лице заиграл.Он же бледней и плешивее стал…Всё, что ни делала, что ни читала,Саша тотчас же ему рассказала;Только не впрок угожденье пошло!Он ей перечил, как будто назло:«Оба тогда мы болтали пустое!Умные люди решили другое,Род человеческий низок и зол».Да и пошел! и пошел! и пошел!..Что говорил – мы понять не умеем,Только покоя с тех пор не имеем:Вот уж сегодня семнадцатый деньСаша тоскует и бродит как тень!Книжки свои то читает, то бросит,Гость навестит, так молчать его просит.Был он три раза; однажды засталСашу за делом: мужик диктовалЕй письмецо, да какая-то бабаТравки просила – была у ней жаба.Он поглядел и сказал нам шутя:“Тешится новой игрушкой дитя!”Саша ушла – не ответила слова…Он было к ней; говорит: “Нездорова”.Книжек прислал – не хотела читатьИ приказала назад отослать.Плачет, печалится, молится богу…Он говорит: “Я собрался в дорогу”,—Сашенька вышла, простилась при нас,Да и опять наверху заперлась.Что ж?.. он письмо ей прислал. Между нами:Грешные люди, с испугу мы самиПрежде его прочитали тайком:Руку свою предлагает ей в нем.Саша сначала отказ отослала,Да уж потом нам письмо показала.Мы уговаривать: чем не жених?Молод, богат, да и нравом-то тих.“Нет, не пойду”. А сама неспокойна;То говорит: “Я его недостойна” —То: “Он меня недостоин: он сталЗол и печален и духом упал!»А как уехал, так пуще тоскует,Письма его потихоньку цалует!..Что тут такое? Родной, объясни!Хочешь, на бедную Сашу взгляни.Долго ли будет она убиваться?Или уж ей не певать, не смеяться,И погубил он бедняжку навек?Ты нам скажи: он простой человекИли какой чернокнижник-губитель?Или не сам ли он бес-искуситель?..»

4

Полноте, добрые люди, тужить!Будете скоро по-прежнему жить:Саша поправится – бог ей поможет.Околдовать никого он не может:Он… не могу приложить головы,Как объяснить, чтобы поняли вы…Странное племя, мудреное племяВ нашем отечестве создало время!Это не бес, искуситель людской,Это, увы! – современный герой!Книги читает да по свету рыщет —Дела себе исполинского ищет,Благо наследье богатых отцовОсвободило от малых трудов,Благо идти по дороге избитойЛень помешала да разум развитый.«Нет, я души не растрачу моейНа муравьиной работе людей:Или под бременем собственной силыСделаюсь жертвою ранней могилы,Или по свету звездой пролечу!Мир, – говорит, – осчастливить хочу!»Что ж под руками, того он не любит,То мимоходом без умыслу губит.В наши великие, трудные дниКниги не шутка: укажут ониВсё недостойное, дикое, злое,Но не дадут они сил на благое,Но не научат любить глубоко…Дело веков поправлять нелегко!В ком не воспитано чувство свободы,Тот не займет его; нужны не годы —Нужны столетья, и кровь, и борьба,Чтоб человека создать из раба.Всё, что высоко, разумно, свободно,Сердцу его и доступно и сродно,Только дающая силу и властьВ слове и деле чужда ему страсть!Любит он сильно, сильней ненавидит,А доведись – комара не обидит!Да говорят, что ему и любовьГолову больше волнует – не кровь!Что ему книга последняя скажет,То на душе его сверху и ляжет:Верить, не верить – ему всё равно,Лишь бы доказано было умно!Сам на душе ничего не имеет,Что вчера сжал, то сегодня и сеет;Нынче не знает, что завтра сожнет,Только наверное сеять пойдет.Это в простом переводе выходит,Что в разговорах он время проводит;Если ж за дело возьмется – беда!Мир виноват в неудаче тогда;Чуть поослабнут нетвердые крылья,Бедный кричит: «Бесполезны усилья!»И уж куда как становится золКрылья свои опаливший орел…Поняли?.. нет!.. Ну, беда небольшая!Лишь поняла бы бедняжка больная.Благо теперь догадалась она,Что отдаваться ему не должна,А остальное всё сделает время.Сеет он всё-таки доброе семя!В нашей степной полосе, что ни шаг,Знаете вы, – то бугор, то овраг.В летнюю пору безводны овраги,Выжжены солнцем, песчаны и наги,Осенью грязны, не видны зимой,Но погодите: повеет веснойС теплого края, оттуда, где людиДышат вольнее – в три четверти груди,—Красное солнце растопит снега,Реки покинут свои берега,—Чуждые волны кругом разливая,Будет и дерзок и полон до краяЖалкий овраг… Пролетела весна —Выжжет опять его солнце до дна,Но уже зреет на ниве поемной,Что оросил он волною заемной,Пышная жатва. Нетронутых силВ Саше так много сосед пробудил…Эх! говорю я хитро, непонятно!Знайте и верьте, друзья: благодатнаВсякая буря душе молодой —Зреет и крепнет душа под грозой.Чем неутешнее дитятко ваше,Тем встрепенется светлее и краше:В добрую почву упало зерно —Пышным плодом отродится оно!

1856–1857

Тишина

1

Всё рожь кругом, как степь живаяНи замков, ни морей, ни гор…Спасибо, сторона родная,За твой врачующий простор!За дальним Средиземным морем,Под небом ярче твоего,Искал я примиренья с горем,И не нашел я ничего!Я там не свой: хандрю, немею,Не одолев мою судьбу,Я там погнулся перед нею,Но ты дохнула – и сумею,Быть может, выдержать борьбу!Я твой. Пусть ропот укоризныЗа мною по пятам бежал,Не небесам чужой отчизны —Я песни родине слагал!И ныне жадно поверяюМечту любимую моюИ в умиленье посылаюВсему привет… Я узнаюСуровость рек, всегда готовыхС грозою выдержать войну,И ровный шум лесов сосновых,И деревенек тишину,И нив широкие размеры…Храм божий на горе мелькнулИ детски чистым чувством верыВнезапно на душу пахнул.Нет отрицанья, нет сомненья,И шепчет голос неземной:Лови минуту умиленья,Войди с открытой головой!Как ни тепло чужое море,Как ни красна чужая даль,Не ей поправить наше горе,Размыкать русскую печаль!Храм воздыханья, храм печали —Убогий храм земли твоей:Тяжеле стонов не слыхалиНи римский Петр, ни Колизей!Сюда народ, тобой любимый,Своей тоски неодолимойСвятое бремя приносил —И облегченный уходил!Войди! Христос наложит рукиИ снимет волею святойС души оковы, с сердца мукиИ язвы с совести больной…Я внял… я детски умилился…И долго я рыдал и билсяО плиты старые челом,Чтобы простил, чтоб заступился,Чтоб осенил меня крестомБог угнетенных, бог скорбящих,Бог поколений, предстоящихПред этим скудным алтарем!

2

Пора! За рожью колосистойЛеса сплошные начались,И сосен аромат смолистыйДо нас доходит… «Берегись!»Уступчив, добродушно смирен,Мужик торопится свернуть…Опять пустынно-тих и миренТы, русский путь, знакомый путь!Прибитая к земле слезамиРекрутских жен и матерей,Пыль не стоит уже столбамиНад бедной родиной моей.Опять ты сердцу посылаешьУспокоительные сныИ вряд ли сам припоминаешь,Каков ты был во дни войны,—Когда над Русью безмятежнойВосстал немолчный скрип тележный,Печальный, как народный стон!Русь поднялась со всех сторон,Всё, что имела, отдавалаИ на защиту высылалаСо всех проселочных путейСвоих покорных сыновей.Войска водили офицеры,Гремел походный барабан,Скакали бешено курьеры;За караваном караванТянулся к месту ярой битвы —Свозили хлеб, сгоняли скот.Проклятья, стоны и молитвыНосились в воздухе… НародСмотрел довольными глазамиНа фуры с пленными врагами,Откуда рыжих англичан,Французов с красными ногамиИ чалмоносных мусульманГлядели сумрачные лица…И всё минуло… всё молчит…Так мирных лебедей станица,Внезапно спугнута, летитИ, с криком обогнув равнинуПустынных, молчаливых вод,Садится дружно на срединуИ осторожнее плывет…