Кому на руси жить
Шрифт:
От наплыва такого количества людей на берегу сразу становится тесно. Словно прибывшие на пикник туристы полоцкие старослужащие тащат к кострам узлы и кульки со снедью, располагаются по-хозяйски, зовут обитателей лагеря разделить с ними трапезу. Наших долго звать не требуется, почти весь личный состав охотным согласием отвечает на приглашение и занимает места вокруг костров.
От ближайшего ко мне костра призывно машет Голец. Я киваю: сейчас иду, дескать и мысленно хвалю парней, что сидят все пятеро вместе, держатся рядышком одной кучкой как и договаривались.
Только сейчас
Завтракая ставшей привычной прожаренной на открытом огне дичиной, жадно вслушиваюсь в болтовню полоцких с нашими, из которой надеюсь почерпнуть полезные сведения относительно предстоящего похода, но ничего дельного усвоить не удается, кроме того, что это первый и последний сход на сушу, дальше лодьи пойдут днем и ночью без остановок. Еще я узнаю, что подавляющее большинство приплывших воинов люди Змеебоя, так как большая княжеская дружина до сих пор не вернулась в Полоцк.
Примерно через час гасим костры, забираем из повозок свои пожитки и топаем на берег грузиться на судна. На подходе к насадам нашу веселую компанию тормозит какой-то потертый тип предпенсионного возраста из княжеского сопровождения. Быстро переговорив с ним, Вендар ведет нас к последней посудине. Перед сходнями нас снова останавливают, мы с Гольцом нарочно держимся с краешку, мало ли чего. Похоже, что-то у командования не заладилось, вот и подождем, незачем зря колыхаться.
Пожилой дружинник неподалеку оживленно разговаривает с Вендаром. На пределе слуха выхватываю разрозненные слова и несколько раз слышу “другой берег” и “перебить”. Угнездив между бровями озабоченную складку приближается Миша. Зыркнув на меня исподлобья, останавливается возле Вендара с собеседником, вслушивается в их базар.
Нетерпеливый Голец выныривает из-за моего плеча.
– Ну что, Стяр, грузимся или как?
– Погоди ты, не сокращайся как выпавший из задницы глист!
В этот момент Миша отрывает внимание от чужого разговора и шагает на нас. На его губах играет неопределенная ухмылка, именно с таким видом Рваный преподносит самые неожиданные сюрпризы. Не давая ему возможности огорошить меня первым, вкрадчиво вопрошаю:
– Что-то я не вкуриваю, Рваненький, что происходит? Куда это нас задвигают? В обход что ли попрем? Пехом? А я так мечтал на лодочках этих покататься.
– Прости, Старый, не успел тебе сказать, сам только узнал: князь вам другое дело поручил. Как сделаете – догоните дружину.
Миша стряхивает с плеча лямку, бросает мне мешок.
– Хватай!
Я ловлю неожиданно увесистую дерюгу, извлекаю из нее знакомую вещицу.
– Узнаешь?
– Хм, Тихарева кольчуга? Спасибо за подгон, боярин. Где отыскал?
– Где отыскал там нет уже. Без нее не таскайся, она хоть и легкая, но прочная, сразу видать -заморская, здесь такую ни один мастер не сработает.
Хриплым
– Бывай, короче, Старый, Рогволд кличет! Сейчас вам кой-какого железа подкинут, копья, щиты со шлемами, то да се и на другой берег перевезут, так что прокатиться у тебя все же получится. Ну все, давай, братан, свидимся еще!
Мы крепко обнимаемся как близкие родственники на вокзальном перроне.
– Грузимся, – говорю терпеливо ждущему моего решения Гольцу, а сам в спину уходящему Мише смотрю и оторваться не могу, будто знаю, что больше никогда не встретимся. Подхлестывая волю, отгоняю от себя эту нехорошую мыслишку, точно назойливого бродячего пса-голодайку, как потом выяснилось – зря мучился. Голодного накорми, плохому предчувствию дай возможность исполниться, если не сбылось, значит – фуфло.
глава тридцать шестая
Ходить ночью по лесу дело глубоко бескайфовое, доложу без утайки даже на дыбу вешать не надо. Тут привычка нужна и не хилая. Хорошо если луна есть, лучше полная или хотя бы половинчатая как сейчас, тогда тьма кое где не абсолютная, ноги свои видишь да черное пятно спины впереди идущего.
Продвигаемся осторожно, соблюдая тишину выверяем буквально каждый шаг. Зрение очень скоро приспособилось к тяжким условиям, спотыкаться приходится все реже, но тонких веток, хлещущих по лицу, все равно не разобрать.
Я иду сразу за сотником под начало которого мы все так неожиданно попали. Иду и молча возмущаюсь. Вот так подсуропил князюшка! Навялил командира. У него же руки от старости ходуном ходят, от нервов и переживаний трясутся усы и все, что может трястись у побитого жизнью человека. С ним впритирку двигается один из дружинников, вероятно, чтобы поддержать когда начнет падать, а впереди в качестве проводника знающего дорогу крадется человек из селения на берегу Двины возле которого мы ночевали лагерем.
На последнем привале еще при солнечном свете сотник поведал нам что посланы мы князем ловить злых татей, промышляющих кровавым грабежом. Да ладно бы грабили, людей режут как овец. Охотников ловят да всяких проезжих, никого в живых не оставляют. Два месяца уже озоруют, а как прознали, что князя в городе нету вовсе страх потеряли.Насилу их выследили. Стоят сейчас у Синей старицы. Ватажка не малая – больше двух десятков. Третий день отдыхают, умаялись, должно быть от делов неправедных. Наша задача успеть их скрасть на стоянке пока не снялись с насиженной кочки. В полон никого из них не брать, а выпускать кишки на месте как безумным псам.
Признаться, эта постанова сразу меня напрягла. Ловить разбойников в их же лесу да еще ночью весьма стремное занятие. Со старым сотником князь прислал четверых дружинников нам в усиление, а вот Мишу и Бура с верными Кульмой и ПротасомРогволд с нами не отпустил. Но даже имея в составе отряда почти целых десяток профессиональных вояк, легко налететь на крупные неприятности. От этих татей можно ждать чего угодно, по себе знаю.
Ночью в этом густом сосново-березовом лесу еще отчетливее, чем показалось мне днем, чувствуется запах приближающейся осени.