Кому ты нужен
Шрифт:
Чудовище этот Брагин. Один человек отменил целую цивилизацию. Если они не одумаются, то через некоторое время перестанут знакомиться и размножаться. Уже сейчас любое слово в адрес человекоподобного существа предположительно не твоего пола может быть расценено как домогательство – и всё, привет, тебя отменили. Надо проверить ленту новостей, может быть, уже нельзя смотреть на существа (так ещё можно говорить?), которые не являются тобой.
Ай да Брагин!
«Почему не я это придумал?» – сокрушался Томас.
Досье не содержало полную информацию о том, как происходила разработка проекта. Но по тем данным, которые смогли добыть аналитики, можно предположить, что Брагин сделал ставку на желании человека возвыситься. Возвыситься в первую очередь через свержение авторитетов. Брагин не породил это поведение. Оно всегда было с нами, когда мы свергали старшего самца стаи, вождя племени, бригадира, царя. Свергать, чтобы возвыситься, – часть «человеческой» природы со времён, когда предки прыгали по веткам. Хотя тогда мы не были вполне человеками, как, впрочем, и сейчас.
Брагин воспользовался двумя обстоятельствами, которые пришлись как нельзя кстати. Лживость, двуличие и показушность публичных персон. Никто не без греха; но человек не будет свергать того, кто ниже его в иерархии или сидит на одной с ним ветке. Какой смысл? Свергать надо того, кто сверху. А если авторитет построен на лжи, двойной морали, притворстве? То, как говорится, сам виноват.
Во времена интернета, когда каждый голос может быть услышан, ложь делает людей уязвимыми. Особенно тех, кто на тонких верхних ветках. Осталось только дать в руки людям снизу правильную дубинку. Что же может быть лучшим оружием против лжи? Ощущение своей правоты!
Быть правым. Разве не это выбирают люди? Разве не это они предпочитают? Быть правым или быть счастливым? Люди выбирают – быть правым. Это опьяняющее чувство торжества правого человека. Про себя никто не скажет: «Я предпочту умереть, но хочу быть правым». Нет, мы не настолько тупы, чтобы так говорить про себя открытым текстом. Но мы достаточно тупы, чтобы так жить. Сколько людей предпочли несчастье и потери, лишь бы быть правыми?
Томас читал досье, забывая дышать. Аналитики провели часы допросов и по крупицам составили некоторые части плана Брагина. Аналитики говорили с теми, с кем общался Брагин, и пытались понять мировоззрение, цели и инструменты диверсанта всех времён по косвенным данным. Читая досье, Томас понимал, что нельзя убивать Брагина. И не убивать тоже нельзя.
Брагин не действовал грубо и в лоб. Нет, он встречался со специально выбранной девушкой, знакомился и соблазнял её. Обычно на всё это у Брагина уходило от трёх минут до получаса в зависимости от девушки и предварительной проработки объекта. Соблазнял и добивался откровенности. Никто из собеседников Брагина даже не подозревал, что способен на такую откровенность с малознакомым человеком. Рано или поздно Брагин узнавал обиду, которую его собеседнице причинила та или иная публичная личность. Потом оставалось сделать малость: вручить собеседнице дубинку мести, а на дубинке заглавными буквами написано: «Ты в своём праве уничтожить эту мразь. Он должен ответить за всё. Ты здесь оскорблённая и обиженная, а он там, на сцене, весь такой правильный. Уничтожь его!»
Не весь этот текст, конечно, был на дубинке. Там помещалось только: «Ты в своём праве».
Судя по досье, Брагин и его агенты в невероятно откровенных личных беседах заносили людям в голову мысль, что они в своём праве уничтожить обидчика. А чего он такой счастливый и типа хороший? Весь в белом. Образец для подражания, понимаешь!
Брагин и его агенты работали с девушками, с парнями, с людьми самых разных оттенков кожи – со всеми.
Сработало не сразу.
Нужен был накопительный эффект. То там, то здесь в СМИ проскакивала новость о том, что правда и справедливость восторжествовали. Обиженный прихожанин какой-то там церкви отменил мэра города за то, что тот критиковал какого-то Бога. То, что Бога можно критиковать, само по себе удивительно; но то, что Богу до этого есть дело и Его надо защищать – вообще анекдот. Но анекдот или нет, а только мэр теперь ищет работу, а прихожанин торжествует. То тут, то там кто-то торжествует. И вот то тут, то там кто-то сначала шепчет, а потом уже кричит во весь голос: «Я тоже, я тоже хочу торжествовать!»
– Вливайся, – говорит Брагин всем желающим.
Одна девушка атаковала президента. Президент отбился и устоял, хотя все-таки был уличён во лжи. Он устоял только по одной причине: культура отмены в тот момент еще не проникла в массы. Но Брагин был терпелив, как чёрт. Он знал, что демон на свободе и набирает силу. Нужен лишь первый толчок. Дальше толпа распробует голубую кровь свергнутой жертвы, и, не утолив своих обид, бросится искать следующую жертву. При этом члены этой кровожадной толпы будут намерено обнажать свои нервы, чтобы их легко задевало любое слово о Боге, о расе или о половой принадлежности. Сказал шутку? Не сомневайся, ты кого-то уже задел. Культура отмены громко дышит у тебя за спиной. Не страшно? Это только потому, что ты на нижней ветке и никому не интересно тебя свергать. Ну-ка, поднимись повыше.
Конкистадорам потребовалось тридцать лет для завоевания Америки. Брагин добился того же менее чем за десять лет, без стрельбы и атак. Ему понадобилось всего несколько агентов влияния, каждый из которых вольно или невольно, сознательно или бессознательно распространял заразу «Быть правым важнее всего на свете, и пусть виновные будут отменены».
Культурное влияние. Кто и как мог причинить больший вред?
Как ещё заставить политиков и общественных деятелей «фильтровать базар» и говорить такие слова, за которые тебя точно не отменят?
Началось движение «Нет ничего важнее, чем быть правым, и надо вышибить мозги всем, кто так не считает» с безобидных артистов и режиссёров. Теперь напуганы все. Читая Марка Твена у себя дома, человек на всякий случай пропускает, не проговаривает про себя слово «негр». Как бы чего не вышло. В кинотеатре, на сеансе фильмов Тарантино, когда с экрана звучит слово «нигер», нормальные люди смотрят вокруг с видом: «Ох уж этот Квентин! Вот лично я так не думаю. Прошу отметить в протоколах».
Кто и как мог подложить такую невидимую бомбу под культуру? Можно ли было сделать что-то более разрушительное? Теперь понятно, чем Брагин заслужил свой приговор. Надо убивать. Обязательно и непременно. Если не убить – он ещё что-то придумает. Брагин – гений. Даже его убийство не остановит культуру отмены.
Томас читал досье, терзаясь одной мыслью: знает ли сам Брагин, как загнать демона обратно в бутылку? Если ли у самого Брагина противоядие против желания толпы упиваться своей правотой и совершать бесконечные жертвоприношения, выбирая очередную цель из числа своей культурной и политической элит? Ну да, это была и не элита. Насквозь лживая. Но другая, более правдивая, точно ли появится? Прямо из беснующейся толпы?
Томас достаточно ощутимо чувствовал на себе культуру отмены. Инга выбросила книги русских классиков. Она даже не стала обсуждать это вопрос. Томас и сам должен был понять: если он предлагает Инге переехать к нему, то Достоевский и Чехов уезжают. Или Инга, или Достоевский. Томас не читал и не планировал читать Достоевского, но зная Ингу, теперь был уверен, что проиграл.