Кому ты нужен
Шрифт:
Адъютант открыл дверь, впустил Брагина и остался снаружи.
В кабинете за своим столом горой Джомолунгмой возвышался начальник Управления. Никто не знал, какого цвета крышка этого стола, потому что сам стол всегда, всегда, всегда, всегда был завален бумагами: справками, отчётами, доносами, сообщениями, приказами. Брагин стоял у дверей кабинета и ждал команды, потому что всё было не как всегда.
Начальник позвонил сам – это раз. Матерился так, что Брагин в его-то годы узнал пару новых оборотов, – это два. Приказал явиться немедленно – это три. Встречал и сопровождал адъютант – это четыре. Начальник не предлагает присесть – это пять. Сегодня вторник, и начальник
– Допрыгался? – зло спросил начальник.
Брагин, как выдающийся физиономист, понял, что злость начальника настоящая. Семь!
– Как ни крутись, а помирать надо? – спросил Брагин. Кивнул на красную папку, лежащую поверх вороха бумаг. – Что в приговоре? Можно узнать?
– Это – приказ. Но если желаешь называть его приговором – изволь. С завтрашнего дня переводишься на преподавательскую работу в Академию.
– Да ну на… – неожиданно даже для себя сказал Брагин.
– Вот тебе и «ну на…». Отвечайте по уставу, будьте так любезны, товарищ полковник!
Полковник Брагин был в гневе. На пике карьеры, когда всё только начинается, отправить боевого, заслуженного офицера на преподавательскую работу, где числятся только те, кто сами ничего не могут сделать?! Брагину хотелось рвать и метать, но он не рискнул рвать и метать в кабинете командира. Бывшего командира.
1.6.
В это самое солнечное утро, когда в Риге диверсант Томас Шишкинс получил новое задание, а в Москве полковника внешней разведки Брагина Пал Сергеича перевели на преподавательскую работу, здесь же, в Москве, в пятиместной палате трое пациентов ожидали утреннего обхода. И хотя каждый был занят своими делами, время от времени они переговаривались.
– Хорошо, давайте так, – начал Марсель, самый молодой пациент палаты, – вы оба покупаете у меня курс по минимальной цене, я вас коучу два месяца. Когда выходим по продажам на миллион, вы оба платите ещё по сотке. Так годится?
– Отстань, бизьнесмен, – просто и беззлобно сказал Станислав, потомственный москвич во втором поколении.
– Подожди, вот ты кем хочешь быть? Хочешь быть миллионером? – прямо спросил Марсель.
– Я мильонер и есть, – признался Станислав, у которого было три квартиры в Москве: две он сдавал, а сам ютился в третьей, плохо приспособленной для проживания миллионеров.
– Хорошо. Леонтий, ты хочешь быть миллионером, как Станислав? – Марсель переключился на третьего пациента.
– У меня нет столько родственников, так что мне наследство не светит, – признался Леонтий.
– Давай я тебя научу, и ты заработаешь свои миллионы, – обрадовался Марсель.
– А чего ж ты сам не мильонер? – с иронией в голосе спросил Станислав.
– Как же не миллионер? Очень даже миллионер, – не вполне уверенно сказал Марсель и снова переключился на более беззащитного Леонтия. – Леонтий, покупаешь курс? Сейчас для тебя будет специальная цена и второй курс по продажам в подарок. Твой ход.
– Я бы не советовал, – сказал Станислав.
– Ну чего ты лезешь и мешаешь нам с Леонтием развиваться? Может, он, в отличие от тебя, хочет стать выдающейся личностью.
– Мы тут все в каком-то смысле выдающиеся, – сказал Станислав.
– Вот, а Леонтий хочет стать богатым и выдающимся. Не стой у нас на дороге! Да, Леонтий?
– Я не хочу продавать… – жалобно сказал Леонтий.
– И не надо. Тебе ничего не надо будет продавать. Они сами придут и сами купят. И даже просить тебя будут, чтобы ты им продал, – уверенно сказал Марсель. Настолько уверенно, что даже Станислав дрогнул и заинтересовался.
– Правда? – с надеждой в голосе спросил Леонтий.
– Стопроцентная гарантия. Я сейчас тебе номер карты скину, или по номеру телефона можешь перевести. Сегодня получится?
1.7.
Примерно в то же время в Риге Томас, пройдя парком Победы, потом через Каменный мост, потом мимо собора Святого Петра, мимо оперы и цирка, наконец, добрался до квартиры на улице Гертрудес, где предсказуемо и расчётливо проживал со своей девушкой Ингой.
Дойдя до дома, Томас развернулся и пошёл в сторону кафе на Блаумана. Ему было о чём подумать. Полковник Брагин. Да, враг, да, по ту сторону невидимого фронта, но – кумир. С самого начала своей карьеры деятельный Томас учился у Брагина и даже подражал ему в одежде, в манерах. Томас хотел выяснить любимый напиток Брагина, чтобы попробовать и полюбить то же, что и он; или по меньшей мере почувствовать себя немного Брагиным. Станиславский называл это «искусством переживания». Любимый напиток Брагина не удалось выяснить, и пока Томас условно считал, что это может быть водка. Неоригинально, но вполне правдоподобно.
Почерк Брагина был шикарен и узнаваем. Это не диверсии и покушения, это – спектакли, если так можно выразиться. Ни одной операции Брагин не реализовал тихо и незаметно. Он словно режиссёр и сценарист в одном лице: сначала создавал план операции, вовлекал в исполнение плана около десятка людей, значительная часть которых даже представить себе не могла, что помогает диверсанту. Кто-то приносил жертве открытку, кто-то в нужный момент ронял чашку кофе, кто-то отвлекал вопросом: «Как пройти к библиотеке?» У каждого была своя роль; каждый думал, что выполняет простую просьбу неприметного человека, черты лица которого магическим образом стираются из памяти. Были и такие исполнители, которые за свою роль получали 20 или даже 50 евро. Эти, как правило, ещё худшие свидетели. Бесплатные свидетели выдумывают показания, потому что толком ничего не помнят, а платные выдумывают целые изощрённые истории, чтобы отвести от себя и тень подозрений.
Томас зашёл в кафе, где бывал бессчётное количество раз. Агата, хозяйка кафе, она же официантка, уборщица, а если понадобится, и вышибала в одном лице, улыбнулась Томасу и быстро взглянула на столик у окна, за которым он любил посидеть. Столик, конечно, был свободен. А через мгновение со стола исчезла табличка «Бронь», будто её и не было.
– Мой железный человек, – Агата была рада его визиту и не смогла бы скрыть свою радость, даже если бы ей приказали.
– Добрый день, – ответил Томас, погружённый в свои мысли.
– Тяжелый день? – спросила Агата.
– Ничего.
– Как всегда? – спросила Агата, светясь от радости.
Томас кивнул. Отчего-то Томас не замечал, как Агата радуется ему. Сложно сказать: то ли это была его психологическая слепота, то ли Томас думал, что Агата, стремящаяся к собственному финансовому благополучию так улыбается всем и со всеми приветлива. То ли разница в возрасте: Агата видела в Томасе годного партнёра, а Томасу такая мысль и в голову не приходила, чем он безмерно огорчал Агату. Но она, как девушка мудрая, знала, что возможно всё. Даже невозможное. Невозможное таковым является только до определённого времени, а потом что-то происходит – и невозможное становится возможным, а если повезёт, то и неизбежным. Надо просто оказаться в нужном месте в нужное время.