Конь в малине
Шрифт:
Поначалу рассказ второй свидетельницы мало чем отличался от уже услышанного. Разве лишь вместо фифочки в прихожую вошла женщина лет тридцати, расстроенная, если не сказать – опечаленная. Но парик был, и сестра Альбина из докторова кабинета выбегала, обзывала незнакомку, ненормальная, а у той же явно горе какое-то приключилось…
– Стоп! – сказал я. Мне показалось, что слово «ненормальная» прозвучало вовсе не ругательством. – Почему вы назвали медсестру ненормальной?
Лариса захлопала белесыми ресницами:
– А она ненормальная и есть. Я уверена. Нимфоманка она. Суперозабоченная…
– И в чем же отличие? – Я сделал все, что в моем голосе прозвучал неподдельный интерес.
Ответ был краток:
– Вы, извините, не поймете.
– Почему?
– Для этого надо уродиться женщиной.
Поскольку женщиной я и в самом деле не уродился, пришлось удовлетвориться таким ответом. Правда, после подобных речей, с моей точки зрения, Ларису саму следовало считать не вполне нормальной, но разве в праве мы говорить что-либо конкретное о психическом состоянии сорокадвухлетней дамы, весящей около ста двадцати килограммов?..
Я посчитал себя не вправе. Поэтому не стал переспрашивать, а применил несколько скрытых провокационных приемов, разработанных мною несколько лет назад с целью выявлять, не сговорились ли между собой свидетели.
Эти две свидетельницы – не сговорились.
Но ничего нового я не узнал. Кроме того, что подобные мне мужчины созданы на погибель женщинам. Я был с дебелой дамой не согласен. И быстро с нею распрощался. Сев в машину, закурил. Требовалось поразмыслить.
Итак, на горизонте у нас появилась некая пшеничная блондинка (не забыть про парик!), которая явилась к доктору весьма и весьма опечаленной. Конечно, причина печали могла быть любой. Долгое отсутствие беременности, к примеру. Или наоборот, элементарный залет. Хотя в тридцать залет совсем не так печалит, как в пятнадцать, тем более если женщина уже рожала… Впрочем, при нынешнем качестве противозачаточных пилюль в тридцать лет случайно не залетают. Уж вы мне поверьте!..
С другой стороны «фифочка» в парике могла быть любовницей Марголина, и у нее могли оказаться более веские причины для печали. Разрыв отношений, к примеру. Или доказанная неверность возлюбленного. Застукала она его, понимаешь, – как он крутит шашни с другой. С той же Альбиночкой, к примеру… Классический мотив для убийства!.. Доктор, оставив пациенток на швабру Наташу, едет объясняться с обманутой. Разумеется, в процессе объяснения дело доходит до постели, и там, на белых простынях, она его кэ-э-эк!.. Как Шерон Стоун в «Основном инстинкте»… Нет, парни, эту «фифочку» надо отыскать. А для этого надо отыскать медсестренку Альбину. У нее-то ведь рыльце точно в пушку, коли она в тот же день на крейсерской скорости умчалась в отпуск…
Я усмехнулся мрачности возникшей версии, раздавил окурок в пепельнице и закурил новую сигарету.
Все могло происходить совсем другим путем. К доктору явились за деньгами, которые он задолжал, к примеру, Пал Ванычу. К примеру, та же Инга и притопала. Для Кочетковой она вполне могла быть «фифочкой»… И состоялся деловой разговор на повышенных тонах, после которого давший последнее
Стоп, бестолочь!!! А ведь эту «фифочку» должен был видеть охранник клиники! Если он в тот день дежурил, конечно…
Я раздавил в пепельнице недокуренную сигарету, включил зажигание и отправился по уже знакомому маршруту.
Перед железнодорожным переездом мне вдруг показалось, что следующую за мной машину – серый «опель» – я вижу уже не в первый раз, но когда я перевалил через рельсы, «опель» за мной не увязался, помчал по шоссе в сторону Сестрорецка.
8
– Привезли супружницу? – спросил амбал, едва я выбрался из кабины.
– Мои супружницы рожают без моего участия, – подмигнул я ему, показывая удостоверение агента страховой компании.
Серые глаза охранника зажглись огоньками – он учуял возможность слегка поживиться.
– Меня зовут Максим. – Я шаркнул ножкой, и в кармане явственно звякнули монеты.
– А меня Игорь… Для хороших знакомых – просто Игоряша.
По-видимому, звон монет сразу возвел меня в статус хороших знакомых.
– Если вы Игоряша, то я – просто Макс.
От предвкушения у него даже спина распрямилась.
– В прошлый четверг не вы дежурили?
– Стоял тут, как штык!
Я достал из кармана пятирублевую монету. Огоньки в глазах охранника стали ярче.
Как такого тут держат?.. Впрочем, гинекологическая клиника – не адвокатская контора. А с другой стороны, у таких как Игоряша особый нюх – кому можно продать секрет, а кому нельзя…
– Между двумя и тремя часами в клинику приходила некая блондинка лет тридцати. Вы ее помните?
– Конечно! Подобную телку и захочешь – не забудешь! – Он прищелкнул языком.
– А как ее зовут – не знаете?
Игоряша развел медвежьими лапами:
– К сожалению, нет.
Я опустил монету в левый карман, а из правого достал портмоне и явил взору Игоряши один из полученных от Инги червонцев.
Серые глаза просто заблистали. Но медвежьи плечи виновато опустились.
– Я действительно не знаю ее имени. Но видел эту телку не раз. Она уже приплывала сюда. Даже с барабаном выглядела на все сто.
– С барабаном?.. А-а-а, она была беременна?
Игоряша хохотнул:
– Разумеется! К нам сюда в основном приходят либо те, кто с барабаном, либо те, кому барабана бог не дал, а хочется… Ты же понимаешь, Макс, гинекология.
Я и в самом деле уже был для него хорошим знакомым – на «ты». Оставалось последовать поданному примеру.
– Погоди-ка, я тебе сейчас опишу одну такую. Только без барабана… – И я выдал ему словесный портрет Инги Неждановой.
Игоряша решительно мотнул головой: