Конь в пальто
Шрифт:
– Попробуй соус, Ляхов.
– Что? – встрепенулся Олежка, вопросительно глядя на обратившегося к нему бригадира.
– Соус, говорю, попробуй. На травах. Слезу вышибает.
Заинтригованно причмокнув, Олежка вывернул на тарелку массу цвета хаки и приналег на сдобренную ею пищу, хотя терпеть не мог слишком острого, вышибающего слезы.
– Нравится?
– Угу!
– В травах весь смак, понял? – пояснил бригадир, глядя прямо на Олежку и вместе с тем куда-то сквозь него.
– Сила и витамины, – поддержал его напарник с таким же слегка расфокусированным взглядом ценителя природных приправ в виде терпких соусов и курительных смесей.
– Угу! –
Неуютно чувствовал себя рядом с бригадирами и управляющий местным отделением «Интербанка», который должен был выдать ООО «Надежда» тот самый кредит, о котором шла речь в ханском кабинете. Банкир держал вилку в левой руке, а нож – в правой, но пользовался столовыми приборами больше для видимости, чем для дела. Было очевидно, что он с самого начала ужина придумывает предлог для того, чтобы встать, извиниться и уйти, но не находит достаточно веских оснований обидеть хлебосольного хозяина.
Зато два незнакомых Олежке персонажа в коммерческом прикиде упивались оказанной им честью. Олежка их понимал и не осуждал. Нечто похожее испытывал и он сам, когда, впервые избавленный от унизительного ожидания за дверью, был неожиданно приглашен за ханский стол. Тогда ему казалось, что это – первая ступень длинной иерархической лестницы в заоблачные выси. Оказалось, что ступень только одна. Либо ты допускаешься кушать в обществе Хана, либо нет, вот и все. И никуда по этой куцей лесенке подняться нельзя, разве что к обильному, но не очень веселому застолью.
Олежка поглядывал на бизнесменов с легким сочувствием, не настолько сильным, чтобы забыть о собственных неприятностях. Не получалось праздника ни для желудка, ни для души. Муторно было Олежке. Вся эта разношерстная публика, собравшаяся за одним столом, вызывала впечатление противоестественного симбиоза. Почти полное отсутствие женского общества и маячащие за дверью голодные пацаны с помповиками не располагали к веселью и не способствовали непринужденной обстановке. Но, как успел догадаться Олежка, Хана устраивала именно такая обстановка – принужденная.
Пригнувшись к тарелке, Олежка делал вид, что всецело поглощен пожиранием нежной осетринки, а сам занимался самоедством и душекопательством.
Как вышло, что он сказал «да», когда следовало ограничиться уклончивым «постараюсь»? До сих пор он в основном руководил и торговал, причем делал это довольно сноровисто. А кредиты, залоги, проценты – все это были выписки из правил незнакомой игры на чужом поле. Вот этот самый управляющий «Интербанком», брезгливо обнюхивающий индюшачью ножку, он, по словам Хана, получит деньги по кредитной линии и перечислит их на расчетный счет ООО «Надежда». Не за красивые глаза директора. Под залог металлургического цеха, которого Олежка никогда не видел. Потом безнал превратится в нал, подлежащий дележу с Ханом, а цех перейдет в собственность «Интербанка» за долги. От Олежки не требовали вникать во все детали этой сложной механики. Ему нужно было лишь оформить соответствующие документы и привезти Хану чемодан долларов. И эта перспектива нравилась Олежке все меньше и меньше.
Как только Олежка сказал «да», закрутились-завертелись колесики не им придуманного механизма, затикали секунды отсчета не им отмеренного времени. И нависла над ним опасность, гораздо более страшная, чем немилость Хана или поврежденные органы. Но поздно было возвращать коротенькое «да» назад, даже лишать его бодрого восклицательного знака было поздно.
Олежка угнетенно вздохнул и машинально поискал глазами источник тяжести, давившей на него все сильнее и сильнее. Глаза напоролись прямо на желтые, немигающие зрачки Хана. В тот же момент тот наполнил взгляд дружеским участием и коммерсантолюбием, отчего вдруг стало тепло и приятно. В направлении Олежки по цепочке двинулось блюдо с собственноручно наложенными Ханом салатами и холодными закусками.
– Мой главный бизнесмен плохо кушает, – озабоченно приговаривал Хан, следя за эстафетой, почтительно передаваемой из рук в руки гостями. – Это никуда не годится. Я хочу, чтобы он был сильным и здоровым, потому что от него зависит процветание всей семьи… выпьем за Ляхова, пока есть такая возможность. Скоро он разбогатеет, зазнается, и тогда его за этот скромный стол никакими коврижками не заманишь…
Закончив речь, Хан скупо улыбнулся и окунул губы в бокал с вином. Все собравшиеся смотрели на разрумянившегося героя дня. Встречались уважительные взгляды, встречались взгляды завистливые. А еще – оценивающие, плотоядные. Именно так смотрели на Олежку бригадиры. Для них заурядный бычара Ляхов превратился в буйвола экономического, которого предстояло по-быстрому откормить на кредитных угодьях и сожрать всей стаей.
Буйвол пасется – волки радуются.
6
Ляхов, выслушавший тост с трепетной признательностью, напомнил Хану глупого пса, радующегося тому, что хозяин вместо пинка наградил его снисходительным почесыванием за ухом. На мгновение стало жаль дурачка. Но только на мгновение. Потому что жалость – непростительная роскошь для авторитетных людей. И Хан молча поднялся со своего места, подавая пример гостям. Затарахтели вилки и ложки, бросаемые ими с той поспешной готовностью, которая присуща разоружаемому отряду.
Застолье кончилось, как кончается все в этой жизни. Истек день, растаял в наступившем мраке вечер. Пришла ночь. Началась вторая, темная половина ханского бытия. Ночью он становился тем, кем был на самом деле, совершенно не заботясь о маскировке под дневного человека.
Готовность номер один!
Хан не произнес громкую фразу вслух, просто пошевелил пальцами, но это было сродни сигналу боевой тревоги. Забегали, засуетились бойцы, готовясь к вылазке за крепостную стену. Зафыркали прогреваемые двигатели общей мощностью в несколько лошадиных табунов. Подали злые голоса псы, потревоженные в своих вольерах: затевалась травля, в которой им тоже хотелось принять участие.
Хан вышел из дома при полном параде, собранный, жесткий, лаконичный. Отдал последние команды, уточнил маршруты, очередность следования, время и место сбора, сигналы оповещения. Никто ничего не переспрашивал. Непонятливые оставались сторожить дом вместе с собаками и долевое участие в общаке имели соответствующее.
Распахнулись тяжелые ворота, выпуская многотонный пуленепробиваемый «Мерседес» Хана и две машины сопровождения. Первая группа понеслась по объездной дороге вокруг города, то и дело петляя, меняя курс, притормаживая и вновь разгоняясь под жалобный писк грубо насилуемых покрышек. Это делалось для того, чтобы отвязаться от вечных милицейских «хвостов» и дать время двум остальным мотобригадам выполнить поставленные перед ними задачи. На все про все отводился ровно час.