Конан и Небесная Секира
Шрифт:
– Об Атлантиде? Да, - Конан кивнул.
– Но я-то тут причем? Та земля треснула и развалилась на части в незапамятные времена, как сказывают старики. И я, клянусь бородой Крома, не атлант! Я - киммериец! Конан-киммериец!
– он стукнул себя кулаком в грудь.
– Называй свое племя как хочешь, но в жилах твоих течет кровь Гидаллы. Правда, немного, совсем немного… Но я чую ее! Я ее пробовал! Другая кровь не могла бы меня пробудить.
Приглядевшись к духу, Конан заметил, что тот выглядит словно бы пободрее. Он оставался по-прежнему истощенным и немощным, однако туманная плоть его слегка уплотнилась, и клекочущий голос звучал все громче - так,
– Да, в тебе есть кровь Гидаллы, - медленно протянул призрак.
– Жаль, что ее так мало! Иначе я остался бы с тобой.
– Оставайся, - сказал Конан.
– Своей крови не обещаю, но чужой будет целое море. Ты в ней утонешь, Рорта! Напьешься по самую рукоять!
– Он хищно усмехнулся и погладил блестящее лезвие огромного топора.
– Не могу. Я чувствую, где-то в мире есть прямые потомки Гидаллы. В них больше крови прародителя. Я должен их найти, и ты мне поможешь. Поможешь, верно?
– С чего ты взял?
– темные брови Конана сошлись на переносице.
– Я хочу выбраться отсюда и уйти на север. Клянусь Кромом, я не собираюсь никому помогать! Иди со мной или оставайся тут, твоя воля! Но топор я заберу.
Он крепче прижал к себе секиру.
Призрак покачал головой в зыбком серебристом капюшоне.
– Ты все еще не понял, киммериец… Было же сказано: Рана Риорда и я - одно целое. Хочешь доказательств? Смотри!
Внезапно древко рванулось из рук Конана. Несколько мгновений он боролся, напрягая могучие мышцы, но мощь, противостоящую ему, не могла сломить сила человека. Секира словно бы ожила и теперь стремилась доказать, что киммериец - будь в нем хоть ведро крови Гидаллы!
– ей не хозяин. В лучшем случае - попутчик, сотоварищ, проводник… Возможно, носильщик, который доставит ее туда, куда надо.
Конан шумно перевел дыхание и закусил губы. Быстрая и безмолвная схватка завершилась, и теперь топор посверкивал внутри переменчивой туманной плоти призрака. Не стоило и пытаться его достать: с очевидным не может смириться лишь глупец. Конан же глупцом не был.
– Чтоб тебя ржа источила!
– пробормотал он и добавил погромче: - Ладно, Рорта! Не гнить же нам обоим в этой помойной яме! Ты поможешь мне, я - тебе; ты разобьешь решетку, а я отнесу тебя хоть на край света. И кто знает, не по пути ли нам?
– Не по пути, - проскрежетал призрак.
– Потому что ты пойдешь не на север, а на юг и восток! Туда, где обитают сейчас потомки Гидаллы!
Хорошо хоть не назад в Черные Королевства, мелькнуло в голове у Конана. К югу от Файона лежали покинутые им Пунт и Кешан, к юго-востоку - Иранистан, страна куда более цивилизованная и приятная. Пожалуй, она ничем не уступала Шему, Офиру или Заморе, разве что была немного пожарче. Зато про иранистанские клинки, иранистанское вино и иранистанских девушек рассказывали чудеса! Нет, Конан не имел ничего против Иранистана - особенно в данный момент, в смрадной стигийской темнице.
– Согласен, - произнес он.
– Но решетка в окне крепка, а ты выглядишь не лучшим образом. Сможешь ли одолеть ее? Ради всех потомков Гидаллы, что топчутся сейчас на киммерийской земле!
– Одолею. Решетку я одолею, коли ты размахнешься как следует, - заявил Рана Риорда.
– Хоть я провалялся в каменном гробу немало столетий, разбить решетку я сумею - как и десяток стигийских черепов. Но не думай, что это все, на что я гожусь! Да, сейчас я слаб, и мне нужна твоя сила, чтобы отомстить и напиться крови… однако я тебе отслужу! Отслужу, клянусь Древними Богами! Ты только дай мне хлебнуть досыта теплой красной крови - той, что льется в бою, что течет из ран умирающих воинов, что пятнает землю под колесами боевых колесниц. Пои меня досыта, киммериец, по самую рукоять, как обещал! И тогда…
Внезапно откуда-то сверху долетел протяжный звук, не то рев, не стон, уже знакомый Конану. Потом над головой у него затопотало, заухало, и башня чуть заметно сотряслась. Рана Риорда замер, склонив голову в капюшоне и прислушиваясь; серебряный полумесяц секиры и черненое ее древко просвечивали сквозь туманную плоть призрака. Наконец он поднял руки и проскрежетал:
– Кровь! Теплая красная кровь! Много крови! Целое море! Ну, киммериец, вышибай решетку, и посмотрим, как ее взять!
Железные прутья вылетали один за другим, с глухим звоном, выбивая каменные осколки. Секира светилась и играла в сильных руках Конана; он не чувствовал сейчас ни голода, ни жажды, словно и не было двух томительных дней, проведенных в файонской темнице. Но он про них не забыл - как и про позорное свое пленение. Он собирался удрать из Файона не раньше, чем пара десятков стигийских солдат умоется кровью. И еще ему хотелось разыскать жреца, того самого жреца в черной хламиде, которого он видел на лестнице за миг до крушения. Конан полагал, что если кто и мог узнать его в этой цитатели, так непременно жрец. Впрочем, не исключалось, что он преувеличивал свою известность и славу - стигийские жрецы были жестокосердны, и любой из них, не колеблясь, велел бы бросить в каменный мешок даже незнакомого путника.
Прутья Конан вышибал обухом топора, не желая тупить лезвие. Вероятно, его опасения были напрасными: волшебное оружие вроде Раны Риорды не затупишь ничем. Но была и еще одна причина для осторожности. Дух Рорта исчез, проскользнул в огромную секиру, слился с ней, и Конан не знал, в каком именно ее части призраку угодно обитать - в топорище ли, в копейном наконечнике, в кольцах обуха либо в лунообразном полукруге лезвия. По здравому рассуждению, такой грозный и древний дух должен был находиться в самом почетном месте, то есть на режущей кромке, а значит, ее стоило приберечь для более славных дел, чем битва со старой железной решеткой.
Покончив с этим препятствием, Конан размотал набедренную повязку, единственное свое одеяние, и, свив ее плотным жгутом, привязал секиру за спину. Затем он протиснулся в окно, сделавшись богаче еще на десяток ссадин, царапин и синяков: окно было узким, а плечи киммерийца - широкими.
Снаружи царил ночной полумрак. Где-то внизу, под отвесным утесом, дико и гневно рокотала река, штурмуя гранитную твердыню; вверху, на стенах и башенной кровле, гортанными голосами перекликались часовые. Звезды горели, будто самоцветные камни в смоляных локонах Иштар; драгоценную же диадему богини, высеченную из черного обсидиана, венчала луна. Приподняв голову, Конан бросил взгляд на ее серебряный диск. Луна уже прошла зенит, знаменуя поворот ночи, и свет ее падал теперь на Файонскую твердыню с запада. Выпуклость огромной башни, наклонно уходившей к звездному небу, скрывала беглеца от бледных лунных лучей и от глаз стражи. Он начал подниматься, используя трещины в древних камнях, цепляясь за неровности кладки; перекличка стражей наверху манила Конана. Он уже представлял, как устроит знатный пир Рана Риорде: сначала прикончит охрану, потом доберется до жреца.